суждена в этот день смерть, то меч пронзил бы его насквозь, как солнечный луч пронзает стакан воды. Но Идасси отпрыгнул за розовую колонну, – меч ударился о колонну и перешиб тот самый яшмовый персик, на который недавно позарился князь.
– Клянусь тем, кто крутит солнце! – сказал старый князь. – Какая жалость! – и прыгнул, чтобы не дать персику расколоться о землю.
А Идасси скинул свой плащ и выхватил только что подаренный ему меч. И не успел князь поймать свой персик, как Идасси нанес ему такой удар, что меч разрубил князя от шеи и до тяжелой золотой цепи с бляхами, изображавшими разных животных, которая висела у Рваной Щеки на груди. Князь Ино Рваная Щека булькнул, упал и умер. Чиновники вокруг закричали и запрыгали прочь, как горох из разбитой миски. После этого Идасси обернулся и ударил младшего сына Ино. Тот оттолкнулся ногой и отпрыгнул, и так получилось, что меч не попал варвару в бок, а снес ему ногу чуть выше колена. Варвар упал, и из него вылилось три миски крови.
В этот миг старший сын князя опамятовался и бросился на Идасси.
Он был искусный боец, и они схватывались по многу раз, и мечи их летали, как веера в руках танцовщицы. Чиновники бросились врассыпную, а нефритовые львы на верхушках колонн вытянули от изумления головы: ведь они никогда не видали поединков в зале Ста Полей. В этот миг распахнулась дверь, и вверху на резной галерее показалась государыня Касия.
– Великий Вей, – вскричала она, – разнимите их!
Но прежде чем она кончила, Идасси размахнулся и нанес молодому князю такой удар, что снес ему шапку и все, что было под шапкой. Шапка упала на пол, князь растерянно посмотрел на нее и сказал:
– Эй, ты сбил мою шапку! А что это за грязь внутри?
– Сейчас поймешь, – отвечал Идасси.
Тут князь повалился на пол рядом со своей шапкой и умер. А Идасси вытер меч великого Бужвы о кафтан покойника, подхватил свой плащ и бросился вон из залы: никто, от изумления, не решился его задерживать.
Поздно вечером государь Инан услышал осторожный стук в окно. Инан поднял голову от углей:
– Идасси!
Государь открыл окно, и рыжеволосый юноша скользнул внутрь.
– Государь, – сказал Идасси, – я обеспокоился, увидев, что вас нет на вечерней аудиенции. Мне было грустно.
– Ты на меня не сердишься? – спросил Инан.
Идасси посмотрел на него с таким недоумением, что государь опустил глаза.
– Вот что, – сказал Инан, – мне понравилось с тобой ночью ловить рыбу. Пойдем-ка ловить рыбу.
И они пошли ловить рыбу.
На следующий день Инан и Идасси играли вместе.
Идасси показывал ему всякие штуки с мечом, а потом вынул из рукава свой нож, широкий и плоский, как акулий плавник, и бросал его стоя и лежа. Он истыкал весь ствол молодого ореха, росшего напротив государева окна, пока к ним не подошел чиновник и, почтительно кланяясь, не сказал, что это будет нехорошим знамением, если орех засохнет. Тогда Идасси сказал, что они пойдут бросать ножик к покоям Руша, но государь отговорил его и увел пить чай в собственные комнаты.
После чая государь Инан захотел показать Идасси, что он тоже что-то умеет, и вынул из ларца государев жезл, с яхонтами и изумрудами. Государь обвел жезлом круг на столе и приказал Идасси принести что-нибудь живое. Идасси поискал на окне и снял с рамы жука. Государь посадил жука в круг. Тот побегал- побегал и подох. То же случилось и со вторым жуком, и с третьим.
– Это жезл государя Иршахчана, – сказал Инан, – и в руках императора он обретает волшебную силу. Все живое, вокруг чего государь его обведет, умирает.
– Даже человек? – спросил Идасси.
Государь вздохнул и сказал:
– Не знаю. Государь Иршахчан усмирял им целые народы, а в руках такого ничтожества, как я, он годится только против мышей.
– Почему ты называешь себя ничтожеством? – изумился Идасси.
Государь вздохнул и изящным движением поправил свои каштановые кудри.
– Моя мать все время называет меня так, – промолвил он, – а я как-то не привык ей противоречить.
– Не бывает на свете ничтожных богов и ничтожных государей, – сказал рыжеволосый мальчик с крепкими кулаками и широкими плечами, – ничтожными бывают только бесы да женщины, да еще простолюдин, который торгует на базаре горшками, пьет водку и бьет жену. Как не стыдно повторять бабьи слова, государь! У любого вашего подданного, кто назовет вас ничтожеством, надо отрубить голову, а ты говоришь такое!
Государь понурил голову, потому что ему нечего было возразить, да и слова Идасси ему понравились. Поворошил угли и вдруг сказал:
– А я думал, ты не придешь. Все говорят о тебе и моей матери.
– Не подобает, – сказал Идасси, – чтобы женщина сидела на троне. Не подобает, чтобы ей прислуживали свободные мужчины.
– Не ходи к ней, – попросил государь.
– Ни за что, – ответил Идасси, – к тому же у нас в лицее завтра экзамены, и я должен повторить все, что знаю.
Маленький варвар ушел из государевых покоев только после полудня.
У золотой курильницы на четырех толстых ножках, стоявшей у выхода из павильона, маялся почтовый чиновник. Когда Идасси проходил мимо, чиновник выступил вперед и, кланяясь, протянул ему надушенный конверт.
Идасси разорвал конверт. Внутри, на червонной бумаге с золотым ободком, была записка: «Если господин Идасси соблаговолит пожаловать в павильон Синей Овцы к первой ночной страже, ему будут рады. Он может оставаться до утра».
Проходя по мосту Семи Облаков, Идасси разорвал записку и кинул в воду.
– Все женщины – шлюхи, – сказал Идасси вслед записке, – залезть на коня и то труднее, чем залезть на женщину.
На маленьком внутридворцовом рынке рыжеволосый варвар вдруг остановился у пестрого лотка:
– А это что?
Толстая, гладкая баба ответила:
– А это, милый мой, любовные зелья. Если, к примеру, мужчина почувствует усталость или же не в силах справиться…
Идасси бросил бабе монету и сунул пакетик с зельем себе в карман.
Вернувшись в лицейскую комнату, Идасси затеплил свечку, раскрыл книги и решительно стал читать трактат «Об искусстве управления», готовясь к завтрашнему экзамену.
«Битвы проигрывают от следующих причин, – упорно читал он слова древнего государя Иршахчана: —
– Если между военачальниками собственного войска начинаются раздоры.
– Если, победив врага, солдаты не преследуют его, а начинают грабить без разбора.
– Если во время боя часть войск, изменив, переходит на сторону противника.
Оттого же, что одно войско малочисленно, а другое – многочисленно, не проиграно было еще ни одной битвы».
Идасси пытался сосредоточиться, но буквы прыгали перед его глазами. Внизу живота словно пылала жаровня. Маленький варвар догадался, что это оттого, что он не вынул из кармана любовное зелье. Он встал, вытащил пакетик, высыпал его в таз с водой, а таз вынес на галерею и выплеснул в сад. «Клянусь тем, кто укрепил небосвод на гвоздиках звезд, – подумал Идасси, – никуда я не пойду».
Пробили первую ночную стражу. Рыжеволосый и широкоплечий упрямец читал и читал, глаза его бегали
