Гвидион давно перестал ощущать боль сразу после того как механики содрали с его спины все мускулы. К тому времени, когда они вколотили ему в позвоночник металлические пружинные заменители, агония достигла таких размеров, что тень воина переступила порог чувствительности. Теперь его разум отделился от нетленной оболочки, и Гвидион наблюдал с высоты, зависнув над длинными грязными козлами, как механические кузнецы терзают его тело. А вокруг свободно парящего сознания воина горели, не сгорая, тела писарей, подвешенных к стенам вместо светильников. Мерцающий свет от горящих мучеников отбрасывал странные скользящие тени на происходящую внизу операцию.
Над телом Гвидиона склонился бронзовый заводной голем, отполированный до блеска. Механический кузнец просунул щипцы в ободранное плечо, сомкнул их на последней косточке и рывком ее вытянул. Голем поменьше, сработанный из серебра вместо бронзы, взял у него окровавленную кость и швырнул в кучку таких же трофеев.
– Это последняя из основных деталей, – пробормотал грузный мастер со спутанной бородой. Он внимательно рассматривал золотой брусок в своих руках, ласково поглаживая его мозолистыми грязными пальцами. – После этого останутся мелочи – выровнять конечности, навесить внешние пластины…
Старший кузнец вогнал металлический стержень на место удаленной кости и укрепил ее болтами. Покончив с этим, он вынул из кармана изношенного фартука какой-то тонкий инструмент, которым осторожно отрегулировал движения локтей и запястий. Наконец мастер отступил, жестом приказав своим механическим помощникам прикрепить последние пружинные мускулы и закрыть разрез.
– Наверное, следует считать, что мне оказана большая честь, – произнес здоровяк глухим металлическим голосом, звучащим, как из стальной бочки. – Я слышал, что ты давно уже не приглашаешь в свой тронный зал других богов.
Кайрик изобразил перед Гондом протестующую улыбку, уверенный, что бог Ремесел не заметит притворства. Чудодей очень походил на своих последователей – у него был избыток сил и изобретательности, когда дело касалось механизмов, но ему явно недоставало хитрой мудрости, которой обладал бог Смерти.
– Я подумал, что только ты должен собрать доспехи, – отвечал Принц Лжи. – Ни один из моих вассалов не справился бы с этой задачей так хорошо.
Что-то буркнув, Гонд занялся хитро устроенным рогатым шлемом. Он отделил макушку от забрала и начал прикреплять к нижней части шлема с внутренней стороны тонкие иглы. Внезапно на каменный пол со звоном упала какая-то металлическая деталь, и черные от сажи щеки мастера вспыхнули, а в серых глазах мелькнула искра гнева.
– Поосторожнее твечал Принц Лжи. – Ни один из-____________________ты, безмозглый ходячий ящик, – рявкнул он.
Один из големов – ящик с длинными руками на четырех тонких ножках – с трудом поклонился, как бы извиняясь, и передал упавшие детали своему напарнику, в большей степени напоминающему человека. Тот изящно прикрепил латы к ногам Гвидиона.
Механические кузнецы почти завершили облачение воина в золотистые доспехи, выкованные богом. Они подняли его со стола и силком поставили на ноги. Гвидион зашатался, и тогда самый большой голем поддержал его негнущейся железной рукой. Но тень воина все равно никак не могла привыкнуть к своему новому телу. Быстроход вновь стал таким же рослым, каким был при жизни, а его фигура приобрела пропорции великана.
На первый взгляд доспехи казались искусно сделанными боевыми латами слишком большого размера, но на самом деле это было далеко не так. Нагрудную пластину лат украшали тысячи крошечных оскаленных черепов, каждый из которых был изображен на фоне черного солнца, вытравленного на металле с помощью кислоты. Из наколенников и налокотников торчали толстые шипы, обмазанные ядом, а на ногах Гвидиона были закреплены острые, как бритва, шпоры. Обе перчатки с крагами ощетинились десятками крошечных острых крючков, которым предстояло впиваться в еретиков, схваченных инквизитором. На доспехах не было ни ремней, ни пряжек, каждая их деталь была прикреплена к новому металлическому скелету Гвидиона.
– Шлем – самая сложная часть, – сказал Гонд, подходя к столу. Он приподнял забрало, тщательно устанавливая иголки напротив отверстий, заранее высверленных в шее воина. – Для надежности нам придется укрепить этот кусок у него во рту. Говорить ему теперь будет трудно.
Кайрик подался вперед, слегка увлекшись происходящим на его глазах превращением.
– Лишь бы он умел произносить «умри, еретик», и я буду доволен, – весело заметил бог Смерти.
«Ваше Великолепие, – начал Жергал, зависнув вблизи жуткого трона. – Остается еще вопрос окончательного приговора».
– Опять формальности, – прошипел Кайрик. – Так и быть. Давай с этим покончим.
Сенешаль развернул длинный пергаментный свиток:
«Знай же, Гвидион, сын кузнеца Гарета, что ты был признан виновным в предательстве полноправного властелина замка Праха и правителя Города Раздоров. Поэтому ты приговариваешься к вечному служению вышеназванному властелину в качестве инквизитора».
– Приговариваешься? – возмутился Гонд. – Да это честь – носить такие латы. Я выковал их собственными руками!
– Уверен, он сказал бы тебе спасибо, если бы ты не всадил ему в рот железку, – пробормотал Кайрик. – Нельзя ли поскорее покончить со всем этим? Моему инквизитору пора заняться делом в Зентильской Твердыне.
Гонд надел нижнюю часть шлема на голову Гвидиона, направляя штыри в шею, потом закрепил ее с помощью детали, сидящей во рту воина, и взялся за верхнюю часть головного убора. Макушка шлема тоже была подбита спицами.
Длинные металлические иглы скользнули прямо в череп Гвидиона, и он почувствовал, что его сознание возвращается в новое громоздкое тело. Быстроход попытался сопротивляться, но ему показалось, что все эти иглы, засевшие в черепе, открыли под его ступнями люк. Он устремился туда по спирали, оказавшись в абсолютной темноте. Внезапно со всех сторон замаячили холодные металлические стены. Они сжимались вокруг него, лишая возможности шевельнуть рукой или ногой. Он хотел закричать, но крик умер, так и не родившись, попав на золотые штыри.
