Средняя американка

Костас. И самый большой парадокс в нем – человек.

Уолтер (усмехнувшись). Какой у меня разумный сын! Пожалуй, при таком здравом рассудке ты бы вполне мог занять президентское кресло.

Костас. Увы, я родился не в Америке и по конституции путь к президентскому креслу для меня закрыт. И, кроме того, быть президентом в этой стране довольно опасный бизнес.

Уолтер (улыбается). Зато почетный.

Костас. Разумеется. Надгробный памятник у президента будет повыше, чем у нас.

Уолтер. И все-таки все американцы хотят быть президентами.

Маргрет. Поскольку женщин в президенты не избирают, я удаляюсь. (Уходит.)

Уолтер. Шутки шутками, сынок, но все-таки пришло время поговорить и всерьез.

Костас. Давно пришло. Я уже шесть недель без работы. Пора и честь знать.

Уолтер. Тебе не нравится в моем доме?

Костас. У тебя прекрасный дом.

Уолтер. Но все это не с неба свалилось, как ты понимаешь. Пришлось немало потрудиться.

Костас. Я догадываюсь. И когда я ехал сюда, я надеялся помочь тебе, чем сумею.

Уолтер. Рад слышать эти слова. Насколько я понял, ты не прочь стать президентом?

Костас (с улыбкой). Есть возможности?

Уолтер. Ты им станешь.

Костас. Где Библия?

Уолтер. Зачем?

Костас. Приму присягу. Кто будет свидетелем?

Уолтер. Вот чего-чего, а свидетелей тут не нужно.

Костас. Я не останусь в долгу, отец. Тебя я назначу государственным секретарем, Роберта – министром почты и телеграфа, Маргрет – представителем в Организации Объединенных Наций. Там она с помощью своих гороскопов пресечет все происки африканских дипломатов.

Уолтер. Не слишком высоко ты метишь, сынок?

Костас. Ты сам сказал – я президент.

Уолтер. Но не Америки пока – фирмы, торгующей произведениями искусства.

Костас (притворяясь разочарованным). Bceго-навсего? Нет, это не по мне. Управлять государством – ради бога, но в искусстве надо хоть кое-что смыслить.

Уолтер. Тебе не нравится писать картины?

Костас. Вообще-то я могу и попробовать. Помню, лет сорок назад я нарисовал карикатуру на своего учителя, Судя по тому, что он выставил меня с урока, было очень похоже. Правда, потом у меня не возникало уже желания рисовать.

Уолтер. И слава богу. Таких желающих расплодилось слишком много. Их можно купить оптом вместе с их картинами. Ну, их-то оставим в покое, пусть живут. А картины их, так и быть, скупим.

Костас. Ты хочешь стать меценатом? Что ж, весьма почетно.

Уолтер. Я предпочитаю почету доллары. Мы будем торговать картинами.

Костас. Купленными на улице?

Уолтер. Мы с тобой не обязаны рассказывать всем, где мы их купили.

Костас. А может, все-таки рассказать? Слава – Уолтер Рос поддерживает молодых художников. За славой, как хвост за кометой, потянутся деньги.

Уолтер. Выбрось из головы эту чушь, сынок. В Америке доллары не растут на древе почета. Они скорее похожи на прибрежный песок Паланги. Как будто держишь в горсти, а он потихоньку убегает. Надо уметь твердо сжимать кулак.

Костас. Но мне нечего в нем держать.

Уолтер. Скоро будет.

Костас. От продажи этих картин?

Уолтер. Видишь ли, недавно я заработал сто тысяч долларов на бизнесе с импортом. Почти половину придется отдать в виде налога.

Костас. Но ты можешь избежать этого. Инвестировать деньги в дело.

Уолтер. Ты мне все больше нравишься, Костас… К сожалению, прежний бизнес для меня уже закрыт – тут мне сам черт ножку подставил. Но и налоги платить тоже не к чему вроде. А? Вот тут-то картины и подворачиваются. Ты, мой сын, открываешь галерею авангардистского искусства. А через некоторое время она сгорит.

Костас. Я слышал, рамы иногда бывают ценнее картин, но чтобы что-нибудь стоил пепел…

Уолтер. Картины будут застрахованы.