«Почему они так тянут? — думала Валентина, наблюдая за Анной и Айваром. — Посмотришь на них — знакомые, в лучшем случае — друзья. Неужели Анна не отвечает ему взаимностью? Может, она и не подозревает, что Айвар ее любит? А возможно, они давным-давно сговорились и только водят за нос друзей и знакомых? В таком случае эти обманщики великолепно умеют притворяться, особенно Анна…»
Валентине они оба очень нравились, она была убеждена, что Айвар и Анна созданы друг для друга, поэтому от всей души желала им счастья. Несколько раз Валентина в очень деликатной форме пыталась заводить с ними разговор на эту тему, но ее намеки или не достигали цели вследствие их туманности, или те были слишком ловкими артистами и нарочно делали вид, что ничего не понимают, но до сих пор все старания Валентины оставались безуспешными.
— Почему ты не танцуешь, Айвар? — спросила Валентина, когда он подсел к ней. — Ведь ты умеешь?
— Когда-то умел, — ответил Айвар. — Не знаю, как сейчас, семь лет не танцевал.
— Почему же не попробовать?
— Боюсь отдавить ноги другим танцующим.
— Твой отец, наверно, не танцевал лет тридцать, а посмотри, как у него здорово получается.
В эту минуту Ян Лидум провальсировал мимо них, действительно с большим искусством ведя свою даму в кругу танцующих.
— Если тебе не жаль новых туфель и не страшно получить несколько синяков, то пожалуйста! — Айвар поклонился Валентине, приняв комически-церемонную позу.
— Ладно, рискну… — сказала Валентина.
Они вошли в круг танцующих. Оказалось, что Айвар почти не забыл этого галантного искусства. Ему казалось, что он еще никогда так хорошо не танцевал. Впрочем, что тут удивительного, когда у него сегодня такая партнерша, как Валентина; это ведь не толстуха Майга, с которой ему когда-то приходилось танцевать в угоду приемным родителям.
— Ах ты, хитрец, — погрозила пальцем Валентина. — Он разучился танцевать. Ты просто обленился, вот и все, но общими усилиями мы эту лень из тебя выбьем.
Они шутили, смеялись и танцевали один танец за другим. Непосвященным могло казаться, что это флиртующая парочка.
Но Артур Лидум ничуть не сомневался в истинном характере их отношений.
«Валя хочет встряхнуть Айвара… — подумал он. — Это ему невредно. Ему давно пора стать немного веселей и живее».
Музыка замолкла. Разгоряченные танцоры вернулись к столам, чтобы утолить жажду пивом. Айвар угостил Валентину и отца, не забыв и себя; он был признателен девушке за то, что она втянула его в общее веселье. Когда музыка снова заиграла после перерыва, у Айвара хватило смелости подойти к Анне, чтобы пригласить ее, но он опоздал, Индрик Регут на несколько мгновений опередил его. Тогда Айвар вернулся, надеясь, что Валентина вызволит его и еще раз рискнет пройтись с ним в танце, но оказалось, что он опоздал и тут: Артур уже кружился с нею. Валентина взглянула на Айвара через плечо партнера и многозначительно покачала головой, будто говоря:
— Сам виноват. Проспал…
Именно так и сказал ему отец, остановившись за его спиной. Айвар неловко усмехнулся и что-то буркнул себе под нос.
Со двора доносилось дружное пение. Вернулась Гайда Римша со своей молодежью. В мощном хоре молодых голосов теперь звучал и сочный баритон Жана Пацеплиса.
Настало время зажечь Яновы огни. Парни подняли шест с горящим смоляным бочонком, и вскоре словно в ответ то там, то здесь на дальних пригорках зажглись новые Яновы огни. Вся Латвия в эту ночь горела несчетным числом костров, вся округа перекликалась ликующими возгласами «Лиго» — людям было хорошо.
7
Когда в колхозном центре загорелись Яновы огни, Стелп решил, что пора начать нападение.
— Сейчас все будут смотреть только на смоляную бочку, — сказал он Тауриню, сидевшему рядом с ним у опушки леса. — Пока мы не подойдем к ним вплотную, нас никто не заметит, а мы их будем видеть еще издали. Стелп только несколько дней как прибыл в «батальон» Тауриня с заданием активизировать деятельность банды. Узнав про арест Марциса Кикрейзиса, он страшно рассердился на Тауриня.
— Разве это настоящая борьба — возиться около жалкой канавы? — набросился он на него. — Чистое мальчишество и больше ничего! Даже дурак понял бы, что нельзя одну и ту же диверсию повторять три раза подряд.
— Я отговаривал его, но разве этому лопоухому втемяшишь! — оправдывался Тауринь.
— Какой вы командир, если подчиненные вас не слушают! — сердился Стелп. — В таких случаях непослушных расстреливают, чтобы сохранить в войсковой части дисциплину.
— Много ли у меня этого войска — пять-шесть человек. Если начнем расстреливать своих, скоро некем будет командовать. Что касается этой канавы, то дело совсем не в мальчишестве. Это был ответ на разрушение моей мельницы. Если они разбирают запруду, как я могу оставить это без ответа, господин Стелп? Сомневаюсь, чтобы вы на моем месте удержались.
— Отвечать надо так, чтоб почувствовали. Подорвали бы экскаватор, покончили бы с кем-нибудь из работников — вот это дело. Те несколько метров крепления, которые молодому Кикрейзису удалось выломать, ничего не стоят.
— Так-то оно так, господин Стелп, так что же делать… пролитую воду не соберешь…
Вместе со Стелпом их было семь вооруженных бандитов. Восьмой с разрешения Стелпа ушел накануне к родным в уездный город и должен был вернуться только после праздника. Стелп и не подозревал, что тот уже давно явился к Регуту и рассказал о планах банды. Вожак банды надеялся, что предстоящее нападение на колхозный центр поднимет воинственное настроение бандитов, а то в последнее время, по мнению Стелпа, они больше походили на мокрых куриц. Может быть, кое-кто втихомолку подумывал о легализации; если они сейчас не обагрят руки кровью большевиков, навряд ли удастся удержать их в лесу. Стелп решил не только сжечь колхозный центр и расстроить праздник «Лиго», но и убить всех ведущих работников колхоза, коммунистов, которых он захватит врасплох на празднике. Приготовленные к празднику продукты и прочее добро им пригодятся. А когда будет пролита кровь советских людей, участники банды сожгут за собой все мосты и никому из них не придет в голову уходить из лесу.
«Батальон» разбили на две группы. Четверо во главе со Стелпом должны были пробраться со стороны сада, а Тауринь с двумя бандитами получил приказание приблизиться к колхозному центру со стороны дороги и отрезать колхозникам путь к отступлению; когда те, услышав первые выстрелы, побегут к двору, их остановят пули. Поднимется паника, Тауринь крикнет: «Руки вверх! Ложись лицом к земле!» — и тогда семеро бандитов смогут сделать с ними все, что только вздумают. За малейшую попытку сопротивляться — пуля. Некоторых можно будет пристрелить на месте, а самых главных взять с собой в лес и постепенно замучить. Стелп жаждал крови, да и Тауринь не отставал от него. Сегодня ночью они надеялись утолить эту жажду.
В каждой группе один из бандитов хорошо знал местность. Тауринь, подождав, когда Стелп со своей командой исчез в полумраке летней ночи, медленно пошел к дороге, пролегающей между двумя большими полями. Достигнув дороги, он внимательно прислушался, но ничего подозрительного не заметил. Впереди на пригорке, за домом правления колхоза, раздались песни — наверно, собрались вокруг Яновых огней, а до остального им и дела нет.
— Пошли… — шепнул Тауринь и первым выполз из ржи на дорогу.
Медленными, бесшумными, воровскими шагами приближались бандиты к строениям колхоза. Проскользнули мимо машинного сарая на широкий двор. Один бандит ушел к северному концу жилого дома, второй следовал за Тауринем к воротам, которые вели в сад. Это были последние согласованные шаги группы.
