и, разговаривая, приходилось громко кричать. Время от времени люди похлопывали по бокам озябшими руками и переминались с ноги на ногу. Рядом с трассой в кустах горел костер, к нему по очереди подходили рабочие погреться и покурить.
Жан оставил на несколько минут моторную будку и, присев на кочку у костра, съел кусок хлеба. На душе у него было радостно и немного тревожно. Поколения людей не осмеливались начать борьбу со страшным врагом, и болото, как огромный дракон, неутомимо пожирало плодородные земли, с каждым днем становясь все огромнее и прожорливее. Теперь человек осмелился, наконец, подняться на борьбу, и он, Жан Пацеплис, находится в самом авангарде — разве это не счастье, не огромная честь? Сердце его билось от гордости и радости; он готов был целыми сутками сидеть у руля машины и не уходить, пока не будет закончена вся работа.
Айвар весь первый день провел на болоте, переходил от одного экскаватора к другому, наблюдая за их работой, помогая рабочим не только советом, но часто и руками.
Словно угадав мысли Жана, Айвар присел рядом с ним к костру и, закусывая ломтем мерзлого хлеба и жареной свининой, обратился к парню:
— Ну как, дождался все-таки? Жан улыбнулся и кивнул головой.
— Да. Больше мне ничего не надо.
— Что ты думаешь делать, когда осушим болото? Останешься здесь или уедешь с Дудумом на какое-нибудь другое болото? Ведь теперь у тебя новая квалификация. Да и заработок неплох.
— Все это верно, но на комбайнах будет еще интереснее.
— Вернешься к Драве?
— По всей вероятности. Он обещает взять меня бригадиром, а я договорился, что вернусь только, когда на болоте больше не будет работы экскаватору.
— К весне мы должны все закончить.
Поев, Жан вернулся к машине. Стемнело рано. На экскаваторе засветился мощный прожектор и, как громадное золотое копье, далеко-далеко впереди себя рассек темноту. На противоположном краю болота вспыхнул другой прожектор, он зажигался и потухал, как огромный глаз, приветливо мигающий издали. Жан повернул кабину и ответил на приветствие Дудума.
Не зная, сколько времени продержится мороз, Айвар организовал работу в три смены. В десять часов вечера Жан Пацеплис сдал машину сменщику, но не спешил уходить. Отойдя немного в сторону, он долго наблюдал за его работой и остался ею недоволен.
«Халтурит, поганец… как бы не свалился с платформы… еще разобьет машину… — думал он, с тревогой наблюдая за нервными, дергающими движениями ковша. — Новичок остается новичком. Словами ему ничего не вдолбишь».
Он, наверно, долго простоял бы здесь, если бы не подошел Айвар.
— Идем, Жан, домой. У меня для тебя новость, — сказал он.
— Вот как? — Жан посмотрел на Айвара. — Ладно, идем…
«Наверно, что-нибудь про Анну… — подумал он, шагая рядом с Айваром. — Видно, получил письмо».
Айвар шел таким быстрым и широким шагом, что Жану пришлось как следует поднажать, чтобы не отставать от него, хотя и сам он был не из малорослых. Всюду между кочками был лед, и приходилось все время балансировать, однако, пока они дошли до края болота, каждый успел растянуться во весь рост.
4
Жан ошибся: то, о чем хотел рассказать ему Айвар, не имело отношения к письму Анны.
Почувствовав под ногами ровную почву, Айвар, будто между прочим, заметил:
— Организуется несколько новых МТС. Одна здесь же, на севере нашего уезда.
— Вот как? — отозвался Жан. — Старые, наверно, не справляются. Теперь стало больше колхозов, не успевают обрабатывать всю землю.
— Пока еще справляются, но когда волна коллективизации прокатится через всю Латвию, тогда будет поздно организовывать. Мы должны быть готовы сегодня же.
— К тому, кажется, идет, Айвар.
— Несомненно. Я слышал, что директором одной из новых МТС будет кто-то из работников нашей машинно-тракторной станции.
— Наверно, Финогенов? — довольно равнодушно заметил Жан.
— Нет, Жан, Финогенов пока останется здесь, — ответил Айвар. — Директором уходит старший агроном Римша.
— Римша? — от неожиданности Жан даже остановился. Его равнодушие как рукой сняло. — Не может быть!
— Почему не может быть?
— Тогда я что-нибудь услышал бы от… — он осекся и стал глядеть в сторону, — от рабочих. Никто ничего еще не знает.
— Это стало известным только вчера. Римшу вызвали в Ригу — в министерство и в Центральный Комитет партии. Если его кандидатуру найдут подходящей, ему сразу же придется переехать на новое место.
— Вместе с семьей? — вырвалось у Жана. Он готов был откусить себе язык за неуместный вопрос, но уже было поздно. Айвар невольно улыбнулся, он понял, чем встревожен юноша.
— А как же иначе, — сказал Айвар. — Если уедет глава семьи, уедет и семья… Что же тут удивительного?
— Нет… я ничего… просто так… чему ж тут удивляться.
Весь остальной путь Жан молчал. Нарочно отстав немного от Айвара, он с грустью думал: поедет Гайда с отцом или останется здесь? Вряд ли — Гайде оставаться здесь незачем. Она и на новом месте найдет подходящую работу… и новых друзей. Но тогда развалится хореографический кружок, некому будет руководить им… Прощай мечта об участии в республиканском Празднике песни! Если Гайда уедет, все остановится и развалится. Кончатся тренировочные поездки на велосипеде, республиканские соревнования на первенство по велокроссу пройдут без Жана Пацеплиса. И даже Пурвайская МТС перестанет привлекать его. С одинаковым успехом можно будет водить трактор в каком-нибудь дальнем уезде.
Агроном Римша был хороший человек, простой и искренний в обращении с людьми, и Жан желал ему всяческих успехов, но в тот вечер он никак не мог совладать с одним эгоистичным желанием: как бы хорошо было, если бы министерство или Центральный Комитет нашли, что Римша не подходит на должность директора. Все бы осталось по-старому, жизнь текла бы по прежнему руслу, и рано или поздно произошло бы то, о чем уже давно мечтал Жан. Он не был уверен в чувствах Гайды, но был убежден, что потеряет ее навсегда, если она уедет отсюда. Забудет, подружится с другим и станет жить счастливо, будто никакого Жана Пацеплиса и нет на свете.
— А далеко это? — вырвался у него другой необдуманный вопрос, когда до усадьбы Урги оставалось всего несколько сот шагов.
— Что? — спросил Айвар.
— Эта новая МТС…
Айвар назвал дальнюю волость. После этого Жан ни о чем больше не спрашивал. На дворе МТС они попрощались. Айвар пошел к себе, а Жан еще немного постоял посреди двора, смущенно глядя на освещенные окна второго этажа. Там, за этими окнами, была Гайда… и скоро ее здесь не будет.
В рабочем общежитии хлопнула дверь, кто-то шел по двору. Жан поспешил уйти, пока его не увидели.
В общежитии все уже знали об уходе Римши: под вечер он позвонил из Риги, говорил с женой и велел собираться, на новом месте уже была приготовлена квартира для директора.
Жан поужинал и лег спать, но через каждые полчаса вставал и выходил во двор. Немного повертевшись перед окнами Римши и ничего не увидев, он возвращался обратно.
