окнами, под красной шиферной крышей, ну прямо, как в Ургах у Тауриня. Вокруг дома расцветет много красивых цветов — красных, лиловых, белых и желтых, а в центре сада будет скамейка и маленькая простая табуретка. Отец с матерью сядут на скамейку отдохнуть после работы, а Анна присядет на маленькую табуретку и почитает им вслух о далеких солнечных странах, где круглый год так тепло, что люди даже зимой ходят в тонкой белой одежде. Мамочка тогда не станет так много работать, все для нее сделает Анна. А подальше от их дома будут красоваться такие же дома соседей, и все будет так чудесно, как в сказке.
«Я это сделаю… — думала девочка. Она решила сегодня в обед рассказать матери про свою мечту. — Может, тогда мамочке станет легче и она больше не будет так сильно кашлять».
В одном месте Анна нашла много сладкой лесной земляники; сделав из бересты туесок, она наполнила его ягодами.
«Отнесу маме, она в этом году не попробовала земляники. Пусть попробует. Я посижу с ней и не отстану, пока не съест все до последней ягодки».
Приятно было сознавать, что можешь доставить радость единственному человеку, который тебя действительно любит всем сердцем.
С туеском ягод и с букетиком пестрых цветов в руках девочка пригнала в обед домой скотину и, загнав ее в хлев, поспешила к матери. На пороге ее задержала старая Сурумиене:
— Не ходи сейчас туда. Побудь здесь.
Все люди казались серьезными и озабоченными, у отца были покрасневшие глаза, а Жан, сидя в углу кухни на чурбачке, тихо плакал.
— Что с тобой, Жанит? — спросила Анна.
— Мамуся умерла… — всхлипывая, ответил мальчуган. — Она больше не говорит… не встает…
Девочка вздрогнула и некоторое время, оцепенев, стояла посреди кухни, устремив взгляд куда-то далеко-далеко. Потом в лице ее что-то дрогнуло, и она вдруг так обессилела, что не могла устоять на ногах. Присев рядом с Жаном, не выпуская из рук букетик и туесок, Анна судорожно зарыдала.
…Позже этот букетик Анна положила в гроб, на грудь матери. Туесок с земляникой взрослые не разрешили класть в гроб и оставили его тут же, на подоконнике; там он стоял до вечера, пока его не заметил Бруно, которого тоже на минуту впустили посмотреть покойницу. Он сейчас же стянул ягоды и, выйдя в сад, съел их.
Не стало больше у Анны единственного друга, к которому можно было приласкаться и рассказать все, что она думала и чувствовала. И некому теперь было поведать о своей большой мечте: о превращении Змеиного болота в чудесный сад, который вырастет над трясиной.
Через три дня Кристину похоронили на старом пурвайском кладбище, поодаль от могилы Лины Мелдер: хоронить ее рядом с первой женой Антон Пацеплис не осмелился — старые Мелдеры могли это расценить как оскорбление памяти их покойной дочери. Человеку батрацкого происхождения даже после смерти не полагалось лежать рядом с дочерью богатого хозяина, поэтому между их могилами оставили два свободных места — на семейном кладбищенском участке Пацеплисов места еще хватало.
5
Через полгода после смерти Кристины умер старый Сурум. Двумя месяцами позже Антон привез домой третью жену — рослую и костлявую старую деву, с большой волосатой бородавкой на щеке, придававшей ее лицу смешное выражение. Лавиза Плука — так звали новую жену Антона — была сестрой какого-то разорившегося середняка. Анна и Жан обрели в ней строгую мачеху, а их отец — суровую жену, у которой он в скором времени очутился под башмаком. Сурумиене пришлось уступить новой невестке все ключи: та не терпела, чтобы свекровь совала нос в хозяйственные дела. После нескольких неудачных попыток сопротивления старая хозяйка смирилась и большую часть времени проводила в маленьком чуланчике рядом с кухней. С тех пор как Бруно стал ходить в школу, ей почти нечего было делать — пришло время, когда старуху стали больше всего занимать воспоминания. Теперь случалось, что Сурумиене в присутствии Лавизы расхваливала покойную Кристину: какой она была хороший человек — исполнительная, учтивая, нетребовательная — и как во всем слушалась свекрови.
Лавиза, казалось, не обращала внимания на болтовню старухи, только всегда почему-то получалось, что в тарелке Сурумиене похлебки оказывалось меньше, чем у других, а ломоть хлеба доставался ей с самой толстой и подгорелой коркой.
Может быть, по этой причине властолюбивая старуха стала так быстро чахнуть, что пережила своего старика только на несколько месяцев. Когда ее отвезли на кладбище и похоронили рядом со старым Сурумом, никто особенно не горевал, а Лавиза даже не пыталась скрыть радость.
Антон велел детям называть Лавизу матерью, но здесь он в первый раз натолкнулся на сопротивление: Бруно называл мачеху или Лавизой, или просто мачехой, Анна и Жан — тетей Лавизой. Наследника Мелдеров мачеха не осмеливалась трогать — это было ей строго-настрого запрещено на другой же день после свадьбы, — но тем чаще таскала она за волосы Анну и Жана, срывая таким образом накопившуюся злость.
Осенью, вскоре после смерти матери, Анна пошла в школу. С первого дня ей очень там понравилось. Ученье давалось легко, почти по всем предметам Анна получала пятерки, но главное было то, что в школе она чувствовала себя гораздо спокойнее, чем дома. Учителя любили старательную девочку и ставили ее в пример другим детям. Ученики не обижали Анну, не дразнили. Многие пытались подружиться с нею, только Анна была слишком застенчива. В школе она отдыхала, но стоило ей вернуться домой, мачеха начинала командовать ею и не давала падчерице ни минуты покоя.
— Анна, пойди нарежь соломы скотине! Принеси хворосту! Подмети избу! Вычисти подойник! Сходи в погреб, принеси картошки! — Команда следовала за командой.
Анна безропотно делала все, что ей приказывали. Уроки приходилось готовить поздно вечером, когда взрослые уже спали. Только благодаря своим способностям и прилежанию Анна не отставала и училась хорошо.
Бруно пошел в школу годом раньше и был уже во втором классе. В школе его окружали друзья и он даже не подходил к Анне. Можно было подумать, что это дети из разных семей. Домой они возвращались порознь.
Через год в школу пошел и Жан. Теперь у Анны был попутчик. Только зимой, в очень плохую погоду, Пацеплис отвозил детей на лошади, но слишком их не баловал: шесть километров туда и шесть километров обратно — не такое уж большое расстояние.
Летом Анна опять пасла скотину, теперь уже вдвоем с Жаном, а Бруно все каникулы проводил в Мелдерах.
Так проходил год за годом.
Анна окончила пятый класс начальной школы. Когда она принесла домой свидетельство, где по всем предметам стояли одни пятерки, отец с Лавизой долго разглядывали его и совещались о чем-то наедине, затем позвали Анну.
— Вот ты и получила образование, — сказал отец. — Мне удалось проучиться только три года в волостной школе, но разве у меня не хватает ума? Ты училась пять лет. Для женщины этого хватит с излишком.
Анна побледнела. Она надеялась, что ей разрешат по крайней мере окончить все шесть классов школы: зимой ведь дома особой работы не было.
— Тебе уже больше двенадцати лет, — сказала мачеха, — скоро будешь взрослой. Пора помогать родителям зарабатывать хлеб.
— Да, конечно… — прошептала Анна.
Не имело смысла просить и уговаривать — в Сурумах нужен был работник. Тоска весь день сжимала сердце Анны, вечером она даже немного поплакала, но изменить что-либо в своей судьбе не могла. Отца, пожалуй, удалось бы переубедить, но этим ничего не достигнешь — он во всем подчинялся жене.
Для Анны началась тяжелая пора жизни. Летом Жан пас скотину один, Анна доила коров, полола
