руководством, и собрал нужные сведения о двух недавно арестованных товарищах, которые было чрезвычайно важно получить Центральному бюро. Все приходилось делать с величайшими предосторожностями, соблюдая строжайшую конспирацию, потому что охранка, несомненно, следила за каждым шагом выпущенного на волю Яна. Про эти дела он, конечно, ни словом не обмолвился в разговоре с Артуром и Ильзой.
Только после выполнения партийных поручений он поехал к сестре, чтобы за время, которое предоставят ему враги, привести в порядок личные дела.
В тот вечер, глядя на Артура, Ян Лидум думал: «Вот точно таким должен быть теперь мой сын… Где он сейчас? Где искать его следы?»
Подробно расспросив Ильзу о ее разговоре с волостным писарем, Ян объявил, что завтра же отправится в дальнюю волость и попробует выяснить то, что не удалось Ильзе.
6
Когда в канцелярию волостного правления вошел незнакомый мужчина, писарь Друкис понял, что это не крестьянин, хотя одежда его почти не отличалась от деревенской. Взгляд пришельца был так проницателен, что его трудно было выдержать. И часто собеседник невольно опускал перед ним глаза, чувствуя себя как-то неловко. Друкис с первой же минуты испытал это.
— Что вам? — спросил он, не отрываясь от бумаг.
— Могу ли я поговорить с господином Друкисом? — спросил вошедший.
— Прошу, — сказал Друкис и подошел к барьеру, отделявшему канцелярию от посетителей. — С кем имею честь?
— Меня зовут Ян Лидум. Вы меня не знаете, я никогда не жил в этой волости. Но у меня к вам есть дело.
В канцелярии, кроме них, никого не было. Помощница писаря ушла обедать, волостной старшина в этот день не принимал.
— Слушаю, господин Лидум… — сказал Друкис. — Чем могу служить?
Ян немного подумал, глядя в глаза Друкису, и сказал:
— Я потерял сына. В последний раз я видел его, когда он был малышом, но с того времени прошло больше одиннадцати лет.
— А какое это имеет отношение ко мне? — удивился Друкис — Ведь вы никогда в этой волости не жили…
— Отношение весьма определенное… — перебил Ян. — Мне известно, что одиннадцать лет тому назад в этом здании происходили сиротские торги и один из мальчиков, отданных в тот день на воспитание, был мой сын — Айвар Лидум. Мне известно и то, господин Друкис, что вы при этом присутствовали и составили акт о торгах.
— Такого случая я не помню… — пробормотал Друкис. — Сиротских торгов было много, я на всех присутствовал, но разве можно запомнить имя каждого ребенка.
— Верно, требовать от вас этого нельзя, — продолжал Ян. — Но ведь это можно выяснить по старым протоколам.
— Что вы, собственно, хотите? — спросил Друкис, избегая взгляда Яна.
— Я хочу знать, куда делся мой сын… кому тогда вы отдали его? Не думайте, что я собираюсь вас в чем-нибудь упрекать. Вы делали то, что в подобных случаях делают местные власти.
— Разрешите спросить, где вы сами находились в то время? Почему вы сами не заботились о своем сыне? — В голосе Друкиса появилась резкая нотка.
— Я был в тюрьме, — спокойно ответил Ян.
— За какие дела?
— Ни за какие. Меня подозревали в нелегальной политической деятельности. Этого оказалось достаточно.
— И долго вы просидели так, ни за что ни про что?
— Больше одиннадцати лет.
— Что-то не слыхал я, чтобы ни в чем не виноватых людей держали столько времени в тюрьме, — усмехнулся Друкис.
— Об этом вам следовало бы поговорить с Поммером.
— Кто это?
— Начальник рижской Центральной тюрьмы.
— У меня нет ни малейшего желания знакомиться с этим уважаемым господином, — засмеялся Друкис — Ну скажите на милость — одиннадцать лет! Как медленно, однако, работают у нас судебные органы. Вас давно освободили?
— Полторы недели тому назад.
— А, так вы даже и свежего воздуха еще не понюхали как следует.
Друкис задумался. Он хорошо помнил случай с маленьким Айваром. Друкису казалось, что к этому делу никогда не придется возвращаться, его ответ Ильзе Лидум был достаточно ясным и понятным. Кто бы мог подумать, что на сцене когда-нибудь появится такая важная персона, как отец мальчика.
— Господин Друкис, я надеюсь, вы поможете мне, — продолжал Ян. — Я не уйду, пока не узнаю, куда девался мой сын.
— Боюсь, что вам все же придется уйти ни с чем, — ответил Друкис. Сняв роговые очки, он долго протирал запотевшие стекла.
— Почему вы так думаете? — спросил Ян, стараясь говорить спокойно, хотя это стоило ему больших усилий.
— По двум причинам, — ответил Друкис, продолжая заниматься очками. Со второго этажа лились звуки какой-то красивой грустной мелодии — наверно, включили радиоприемник. — Вы сами сказали, что торги происходили более одиннадцати лет тому назад. Это значит — все акты и другие документы давно сданы в архив, и у меня нет никакой возможности найти нужные вам сведения. Это первая причина.
— А вторая? — спросил Ян, перегнувшись через барьер, будто намереваясь схватить Друкиса за плечи.
Писарь инстинктивно отодвинулся и нащупал в кармане брюк револьвер.
— Вторая причина, что ваш
Лицо Яна помрачнело.
— Значит, не скажете? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
Друкис пожал плечами.
— Мне нечего сказать вам. У вас еще есть ко мне вопросы, господин Лидум?
— Послушайте… — прошептал Ян. — Попробуйте на минуту очутиться в моем положении. Если бы на месте моего сына был ваш сын и сегодня бы вы стояли здесь за барьером, как нищий, у которого отняли самое дорогое в жизни Поймите мою боль, прошу вас…
— Никто ничего у вас не отнимал, — ответил Друкис. — Сами потеряли, и хорошо, что потерянное нашли люди, которых никому не приходит в голову сажать в тюрьму. А теперь извините — у меня дела. Будьте здоровы…
В знак того, что разговор окончен, он сел за стол и уткнулся в бумаги. Со второго этажа, из квартиры Друкиса, опять донеслась чудесная мелодия — это был танец маленьких лебедей из балета «Лебединое озеро» Чайковского, мелодия, знакомая всему цивилизованному миру. Человеку, которому принадлежал этот
