устроив жизнь, он начинает делать глупости: тратит зря деньги на книги и, вместо того чтобы отдохнуть после тяжелого трудового дня, утомляет себя, зачитываясь до утра. Это приводит к тому, что порой не хватает денег на покупку одежды, и ему приходится носить старый, выцветший костюм, а жена не знает, как свести концы с концами. Иногда у них из-за этого бывают размолвки, и Янка обещает исправиться. Но разве способен исправиться этот испорченный человек — смесь практического ума и детских мечтаний! Ну хорошо, мы все в свое время мечтали — это помогает на время забыть однообразие жизни. Но почему он свои фантазии записывает? Почему день и ночь думает о них, не может забыть даже в часы самого напряженного труда? Это болезнь, непростительное ребячество. Думай о деле, Янка, о салаке и судаке, о новых занавесках и картофеле на зиму, потому что в этом смысл твоей жизни! Самый ничтожный улов все же стоит несколько латов. А какая цена твоим фантазиям? Значит, ты не смеешь тратить время на такие пустяки. Никто не будет успокаивать ребенка, когда ты в воскресенье садишься за стол и что-то мараешь карандашом. Лучше б ты дров наколол или воды принес! Здесь у них с Айей не было согласия. Во всем остальном они ладили хорошо.
Когда осенью у них родился сын, названный Карлом, Янку навестили Анна из корчмы и Миците. Эльза не пришла, и еще на несколько лет после этого существование младшего брата и его семьи было предано в Кланьгях забвению.
А тем временем в родительском доме в Зитарах жизнь шла своим чередом. Молодой хозяин Эрнест жил припеваючи. Он не утруждал себя ни заботами, ни тяжелой работой. Первые два года его еще иногда видели или с косой на лугу, или с топором в руках во дворе. Теперь этого больше не наблюдалось, потому что Эрнест нашел способ обходиться вовсе без работы: луга он отдавал косить исполу, землю сдавал в аренду лачужникам с побережья с условием, что они обработают хозяйский огород. Земля пришла в упадок, луга постепенно превращались в болото, и на запущенных постройках проваливались крыши.
— На мой век хватит, — рассуждал Эрнест.
Ради развлечения Эрнест понемногу шарил по соседским усадьбам. Иногда исчезала копна клевера, в другой раз в поленнице появлялись пустоты, и полные вентеря рыбы, оставленные вечером рыбаками в воде, утром значительно убавлялись в объеме. Он делал это не из нужды, о нет, это был только спорт, чтобы не забыть старые привычки.
Соседи сердились и зорко следили за каждым шагом Эрнеста, но поймать его не удавалось, и люди примирились со всем этим, как с неизбежным злом.
Чтобы в Зитарах не было затишья и чтобы получить хоть какой-то доход с пустующих помещений, Эрнест нашел новый источник дохода: он пустил в дом цыган. О, каким это было испытанием для соседей! Как они чертыхались! Как ругали Эрнеста и бегали в полицию жаловаться! Но с ним ничего нельзя было сделать — дом принадлежал ему, и он мог распоряжаться собственностью по своему усмотрению.
Когда цыгане поселились в Зитарах, старый Криш ушел на Болотный остров к Карлу. Но и там душа его не находила покоя, и через две недели он возвратился в Зитары. Теперь Криш был уже не так нужен Эрнесту, потому что мелкие хозяйственные работы выполняли новые постояльцы.
— Иди туда, откуда пришел! — сказал хозяин старому батраку. — У меня людей достаточно.
Один раз он прогнал Криша. Тот вернулся обратно. Прогнал во второй раз, но старый батрак опять нашел дорогу в Зитары, и после третьего безуспешного изгнания Эрнест разрешил ему остаться. Что связывало Криша с Зитарами? Только привычка и воспоминания. Весь свой век прожил он в этом доме и уж никак не мог привыкнуть к другому месту. На Болотном острове с ним обходились, конечно, гораздо лучше, но что-то неудержимо тянуло его обратно.
Отвоевав свой прежний угол в людской комнате, Криш затеял борьбу с цыганами. Бедный старик надеялся, что сумеет выкурить их из Зитаров. Но цыгане только посмеивались над ним. Иногда они злили его, дурачились, показывали Кришу краденые вещи. Молодые цыганки раскладывали карты и предсказывали Кришу самое мрачное:
— Крестовый туз — твоя смерть…
Мальчишки скакали по кухне и горланили, старые цыгане по вечерам устраивали настоящий содом, а Эрнест не переставал улыбаться, потому что его величали теперь господином.
Увидев, как Эрнест ведет хозяйство, знатная родня поняла, что так не может долго продолжаться. Мартын Зитар неспроста отпускал Эрнесту напитки в кредит и изредка выручал деньгами; он считал, что это поможет ему прибрать к рукам Зитары: от аукциона не уйти, и тогда у него будет иск, первая рука.
Но то же самое думали и Эльза с Кланьгисом. Давая в кредит Эрнесту, они старались перещеголять корчмаря. «Когда долг достигнет определенной суммы, мы опротестуем векселя и возьмем усадьбу за бесценок». Все они предугадывали исход этого дела, только Эрнест не хотел ничего понимать. Довольный тем, что на него снизошло такое благополучие, он наслаждался жизнью.
Вечером в сочельник, когда в церкви зажигали елку, Зитары получили большой и приятный сюрприз. Эльза и Кланьгис тоже приехали в церковь и, как обычно, лошадь оставили в Зитарах. По дороге они завернули в лавку купить папирос, и продавец, зная Эльзу, передал ей письмо. Оно было адресовано семейству Зитаров.
Эрнест решил, что письмо адресовано именно ему — ведь как глава семьи он представлял всех Зитаров.
— Дай сюда, я вскрою, — сказал он.
— Нет, не отдам, — ответила Эльза. — Твое имя здесь не упоминается.
— Но и твоего тоже нет, — обрезал Эрнест. — У меня как у старшего больше прав.
— Сначала позовем Янку, — настаивала Эльза. — Если там такое, что нужно всем знать, он сообщит Карлу и Эльге.
Делать нечего. Эрнест послал цыганенка к Янке, и, пока тот не вернулся, Эльза не выпускала письма из рук. Кланьгис посмеивался, что они из мухи делают слона и им самим потом будет неудобно. Не думают ли они, что в конверте лежат деньги?
Появление Янки положило конец спорам. Эльза вскрыла конверт и прочла письмо вслух. Не доверяя сестре, Эрнест встал позади нее и через плечо заглядывал в строки. Послание гласило:
«Это письмо пишет женщина, которую один из вас еще вспомнит, а другие, вероятно, совсем не знают. Много лет назад я приезжала к вам, чтобы встретиться с вашим братом Ингусом, но он ушел после конфирмации вместе с отцом в море и мы не увиделись. Ваш брат жил у нас, когда учился в мореходном училище, потом мы долго переписывались. Во время войны в газетах появилось сообщение, что его пароход погиб со всем экипажем, и я, так же, вероятно, как и вы, думала, что он погиб. Но недавно я получила от него письмо. Он не был на том пароходе во время рокового рейса и жив по сей день. Ваш брат Ингус просил, чтобы я узнала о его родных и, если они окажутся дома, сообщила им. Я хотела писать в ваше волостное правление, но один из местных жителей, который этим летом был в ваших краях, сказал, что вы возвратились из Сибири. Посылаю вам это письмо и в конце его — адрес Ингуса. Он живет в Англии и собирается домой. Больше ничего особенного не могу сообщить, но он вам все сам опишет, когда будет писать ответ. Посылаю свой сердечный привет. Желаю всем радостных рождественских праздников. Думаю, что это известие сделает их действительно радостными.
В тот вечер никто не пошел в церковь на елку, и Кланьгис, слушавший письмо вместе с другими, уже не зубоскалил. Некоторое время царило молчание, полное волнения и лихорадочных мыслей. Ингус жив! Человек, смерть которого давно оплакана и образ которого сохранился лишь в туманных воспоминаниях, вдруг точно восстал из гроба.
Эльза первая обрела дар речи.
— Мой дорогой брат!.. Со мной он дружил больше всего. И теперь я его увижу снова!
Когда улеглись первые волнения, Эльза еще раз вернулась к письму, и ее лоб сердито нахмурился.
— Лилия Кюрзен… Кто она такая? Тоже нашлась посредница! Как будто Ингус без нее не мог бы найти своих.
Не зная, как придраться к чужой женщине, которая угрожала ее монопольному праву на дружбу брата, Эльза издевалась над почерком Лилии.
