— Ах, вот, значит, как.
— Ну, конечно, так. У меня была общая каюта с каким-то поляком, и до самой Гдыни мы спали на смежных койках. Он показался мне очень приличным парнем…
— Вроде тебя, что ли?
— Если будешь перебивать, я перестану рассказывать.
— Ну, говори, говори…
— Словом, я ему вполне доверял и даже иногда оставлял одного в каюте. А деньги у меня хранились в маленьком чемоданчике — помнишь, я в Ливерпуле купил, ты еще ходил со мной и помогал торговаться.
— Ну, дальше, дальше.
— Когда я выходил, то всегда запирал чемоданчик и старался заметить, как он лежит, чтобы узнать потом, не трогали ли его. Все было в порядке, никто к моим вещам не прикасался. В Гдыне этот поляк сошел с парохода и уехал в Варшаву. Пароход уходит дальше, я сразу же берусь за чемодан и что же вижу? — все деньги пропали! Негодяй еще и ключ на столе оставил — точь-в-точь, как у меня. Лоцман не успел сойти с парохода, так что я сразу заявил о краже и дал объявление в газетах, но ничего не помогло. Поляк как в воду канул, и до сего дня никак не могу напасть на его след. Что же мне было делать, скажи пожалуйста? Разве я мог кому-нибудь об этом сказать? Все бы подумали, что я вру… А я, честное слово, не вру — у меня их украли.
— Ты бы мог отдать собственные деньги, даже обязан был сделать это.
— А много, думаешь, у меня было своих денег?
— Да где уж там! Ты ведь всегда любил весело пожить, у тебя больших денег и быть не могло. А что это я слышал от людей, будто ты по приезде начал ворочать крупными делами, что твой миллионер? Откуда же взялись эти деньги, которые ты тогда швырял направо и налево?
Фред закусил губу. Неужели Зиедынь знает, как он тогда бросался деньгами?
— Ты имеешь в виду моторку?
— Ну конечно. И гостиницу тоже.
Фред облегченно вздохнул.
— Это пришло позже… Начал рыбачить, зарабатывал все время хорошо… Понемногу встал на ноги.
— Три года работал, как каторжный, откладывал по центу, чтобы помочь старикам, и вот на тебе — все равно что в воду бросил, отдал какому-то прохвосту, — говорил сам с собой Зиедынь. — Правда, я знал, что ты отличаешься легкомыслием, но все-таки казалось, что положиться на тебя можно, что парень ты честный. Какой я был болван, какой простофиля! Тьфу!
— Что ты решил теперь делать? — спросил Фред.
— Как что делать? — Пришел требовать с тебя свои деньги. Ты что думаешь, я их тебе подарю?
Фред задумчиво смотрел на песок: «Двести фунтов… Это будет четыре тысячи латов. Так и отдать ни за что ни про что?.. И деньги-то давным-давно все истрачены, кому охота платить по такому старому счету?»
— Ну и что ты со мной сделаешь? — спросил он.
— Ты же не будешь отрицать, что получил от меня эти деньги?
— А у тебя есть доказательства?.. Ну, какая-нибудь бумажка, я хочу сказать?
— Ты сам знаешь, что нет. Но ты же дал честное слово.
Фред усмехнулся:
— С честным словом в суд не обращаются. Свидетелей у тебя нет.
— Значит, ты будешь отпираться?
— Ну, не совсем так. Просто я хочу доказать тебе, что скандал подымать не стоит. Если начнешь скандалить, ровным счетом ничего не добьешься. Я не потерплю, чтобы меня здесь позорили, — теперь Фред резко изменил тон. Он даже выпрямился и почти сурово глядел на своего собеседника. — Ты говорил уже с кем-нибудь об этом?
— Пока еще ни с кем, но если…
— Посмей только хоть одно слово сболтнуть! Этого я тебе не спущу. Слышишь? Со мной шутки плохи. Если ты меня рассердишь, не получишь ни одного цента.
— Я же требую только свои собственные деньги…
— Разве так надо было действовать? Разве ты не мог прийти, как порядочный человек, поговорить со мной по-хорошему? — Американец почти кричал на растерявшегося Зиедыня. — А он скорей бежит к моторке, петушится, хватается за якорь! На что это похоже! Люди черт знает что подумают!
— Ну, чего ты орешь, Фреди, я ведь ничего такого не сказал, — успокаивал, в свою очередь, Зиедынь разошедшегося приятеля. — Тебе уж и слова сказать нельзя. Ведь посуди сам, каково мне…
Он всячески успокаивал Фреда, пока тот не остыл. В конце концов американец объявил:
— Если ты будешь помалкивать, я верну тебе все деньги.
— И проценты за шесть лет.
— Что еще за проценты! Я на твоих деньгах ничего не заработал.
— Насчет этого я справлюсь у людей.
— Ну, сколько процентов ты просишь?
— Меньше чем по восемь дело не пойдет.
— Ты рехнулся! Восемь процентов ни один банк не платит.
— По таким долгосрочным вкладам — платят.
— Так это ведь было вроде как на неопределенный срок. Нет, больше чем по вкладу на текущий счет тебе не следует. Три процента годовых!
— Тогда уж пять.
— Четыре процента, и больше ни сантима.
На этом они и сошлись.
— Сейчас я тебе верну десятую часть долга, это выходит двадцать фунтов, то бишь четыреста латов. Больше сейчас дать не могу, у меня пропасть неотложных расходов. За следующей получкой приезжай позже, ближе к осени.
Эту сумму Фред имел при себе. Он велел Зиедыню написать расписку, отсчитал деньги, и затем они вернулись на берег.
— Банка, — сказал американец матросу. — Я думаю, сегодня нам спешить уже не стоит, останемся лучше на берегу. Мне, кстати, надо отдать кое-какие распоряжения по гостинице, иначе они там совсем от рук отобьются.
— Тогда мотор можно остановить?
— Ну конечно! Что ты вечно всему удивляешься, как теленок!
Это было не совсем точно — у них было дело в море. Но не мог же Фред оставить Зиедыня без присмотра. У парня четыреста латов в кармане, того и гляди побежит выпить и с пьяных глаз черт знает что наболтает.
В «Вилле Фреди» в это время было много посетителей. Фред приказал подать обед в отдельный кабинет, угостил Зиедыня на славу, а потом уж предложил довезти его до местечка на мотоцикле.
— Придется тебе поспешить, чтобы поспеть на автобус, — торопил он гостя.
Любезность друга произвела на Зиедыня известное впечатление. В самом радужном настроении уселся он на багажник мотоцикла позади Фреда и дал себя прокатить по гладкому шоссе до местечка. Фред не покидал его до тех пор, пока тот не сел в автобус и не уехал. Только тогда у американца вырвался вздох облегчения:
— Ну, слава богу, наконец убрался этот черт!
С легким сердцем пустился капитан Менгелис в обратный путь.
5
