– И предлагаешь участвовать в этом мне, музыканту и композитору?
– Глупец, я могу дать тебе славу, несравнимую с лаврами всех пианистов, когда-либо живших и живущих ныне. – Себ подтолкнул Лизу к Максиму. – Забирай ее в придачу и оцени мою щедрость.
Лиза смиренно двинулась к Максиму, но не отрывала глаз от Себа, смотрела на него с обожанием.
– Все ложь, – с мукой выдохнул Максим. – Ты поманил меня женщиной, которая ко мне равнодушна, славой лжеисполнителя, наподобие Веренского, хуже – я стану убийцей не только музыки, но и людей.
Себ, очевидно, начал терять терпение. Лицо его сделалось свирепо и почти так же некрасиво, как у его слуг. Он вытянул руку, и струя пламени ударила Максиму под ноги. Чаритта, будто того и ждал, подскочил к пленнику со спины и набросил ему кнутовище на шею. Максим почувствовал, как удавка сжимает горло; раскаленные подошвы кроссовок обожгли ступни. Он тоскливо подумал, что это только начало и что ему, скорее всего, не спастись.
– Не воображай, что ты представляешь для меня какую-то ценность, – зловеще процедил Себ, – я могу изжарить тебя прямо сейчас без ущерба своему делу. А потом дождусь очередного слабоумного менестреля.
– А ты – мелкий вор и обманщик! – запальчиво парировал Максим, обидевшись поче му-то до смерти на слово «слабоумный». И тут же закрыл голову руками, ожидая неминуемой расплаты за дерзость. Удавка на горле натянулась в ожидании знака Себа.
– Ты прав, Максим, – вдруг раздался звучный, незнакомый голос. – Все его обещания – ложь. Он не отдаст Лизу, хотя и не убьет ее, как грозится: она нужна ему – дочь Веренского, потомок графского рода, без нее книга в его руках бесполезна.
Из висячей гущи ненастного пара выступило новое действующее лицо. Это был высокий юноша, широкоплечий, стройный, мускулистый, одетый как древний спартанец – панцирь поверх короткого хитона, плащ, скрепленный пряжкой на левом плече, на ногах поножи, украшенные чеканными узорами, сандалии с завязками до колен. Своеобразность его оснащения заключалась в преобладании белых и серебристых тонов: инкрустированные серебром доспехи, белый хитон и белый плащ; на боку, на портупее с блестящими бляхами, висел длинный меч в ножнах из слоновой кости.
Воинственный незнакомец был, однако, без необходимого при таком снаряжении шлема, с непокрытой головой. Короткие волосы слегка вились, на лоб спадала светлая прядь, из-под нее твердо глядели ясные голубые глаза.
Появление юноши произвело шокирующее действие на палачей Максима. У Чаритты выпал кнут из рук. Он затрясся, подхватил свое орудие пыток и юркнул за спину Себа. Господин его не шелохнулся, превратился на короткий срок в каменное изваяние. Затем протянул руку, словно хотел дотронуться до юноши в доспехах, и тут же отдернул.
Воин и Себ встали друг против друга. Тишина наступила такая, что Максим усомнился, находится ли он еще на матушке-земле, существует ли заповедник за ватной завесой, есть ли река в стороне. Все словно провалилось куда-то, уступив место душной, мертвенной облачности.
Молчание затягивалось. Наконец Себ глухо произнес:
– Регул…
Он прикрыл глаза рукой, сгорбился и отошел, повернувшись к пришельцу спиной. Тот хмурился, но стоял неподвижно и прямо, левая рука лежала на большой, окованной серебром рукояти меча.
Когда Себ обернулся, его лицо снова было насмешливо, но заговорил он с горечью:
– Так кто же у нас справедлив и милосерден? Кто движим любовью и всепрощением? Велик, непорочен, свят? Или ты станешь уверять, что выбор на тебя пал случайно. О нет, никогда не поверю! Я помню, как изощренно они умеют разить.
Он подошел ближе, с болью глядя юноше в лицо:
– Скажи мне, Регул, ярчайшая звезда в созвездии Льва, знал твой владыка, к кому тебя посылает?
– На что ты сетуешь, Себ? – угрюмо отозвался тот. – К тебе мог явиться любой из нас, я или другой – это ничего не меняет. За себя могу сказать – встреча с тобой не входила в мои планы.
Себ поднял брови:
– Ты даже не хочешь назвать меня по имени?
– Ты – Себ. Твое имя давно забыто, на небе погасла твоя звезда.
– И все же я здесь, перед тобой, и сколько бы ты ни строил из себя бесстрастного служаку, тебе нелегко сейчас говорить со мной.
– Я не слуга, тебе это отлично известно, не пытайся меня задеть. У каждого из нас был выбор, свободная воля – на чьей стороне сражаться. Я умолял тебя, сделал все, что мог, чуть в ногах не валялся, ты не забыл? А ныне ты изменился так страшно, так непоправимо и безвозвратно, что я сам не хочу равнять тебя со своими воспоминаниями. Ты тот, кого я не знаю и не знал никогда.
Регул говорил негромко; слова, как видно, давались ему с трудом. Максим, несмотря на шаткость своего положения, с изумлением созерцал колоритного молодца: его уверенные манеры компенсировали кажущуюся молодость, кроме того, трудно было ожидать в столь молодом человеке подлинного величия, тем не менее оно сквозило в каждом жесте, взгляде, интонации.
Себ, выслушав приговор, изменился в лице, будто внезапно горестно растерялся, на смуглых щеках выступил темный румянец, кровь ударила ему в голову. Однако вскоре он перемогся, вернул себе надменную осанку и значительную поступь. Он обошел собеседника, оглядывая его с придирчивым сарказмом.
– Ты пришел ко мне с мечом? А я, как видишь, безоружен. – Он развел руки в стороны в доказательство своих слов. – Неужели ты хочешь драться со мной, блистательный Регул? Не погнушаешься обагрить свой меч нечистой кровью?
– Лукавишь, Себ. Кого ты хочешь провести? Полчища тварей прячутся в тумане и ждут лишь одного твоего знака. – Регул вытащил тяжелый меч из ножен и повел сверкающим клинком по периметру. Тотчас раздался вой, неистовый скулеж, беспорядочный топот.
Растерявший апломб Чаритта с воплем бросился на землю и скорчился, чтобы казаться как можно меньше.
Себ изобразил добродушие:
– Хорошо, сдаюсь, ты меня раскусил, и все же мне не дает покоя вопрос: если я попытаюсь спалить музыканта, ты бросишься на меня с мечом?
– Можешь в этом не сомневаться, – жестко ответил воин. – А сейчас верни ему способность двигаться и уходи. Ты меня знаешь, Себ. В отличие от тебя я нисколько не изменился.
– Вижу, – обнажил острые зубы Себ, продолжая все быстрее кружить вокруг Регула, как дикий зверь, и глаза у него засветились по-волчьи. – С другой стороны, мне оказали великую честь, назначив тебя моим противником. Видимо, я внушаю кому-то настоящий ужас, раз прислали непобедимого Регула. Меня просто распирает от гордости!
Себ был опасно взвинчен, поэтому Регул зорко следил за каждым его движением. Он переместился в сторону Максима и опустился на одно колено рядом с ним, поддел его сильной рукой и приподнял с земли. Меч держал перед собой в правой вытянутой руке, острый кончик клинка ходил из стороны в сторону вместе с его взглядом.
– И не ошиблись мудрейшие, – не унимался Себ, – сладить со мной нелегко. Ты прав, непогрешимый Регул, узнать меня сложно, ты даже не представляешь, с кем собираешься воевать. Что? Не смотри на меня так! Забирай своего музыканта. Но запомни, сдаваться я не собираюсь, если этот щенок не прекратит музицировать на пианино, я убью гаденыша, и даже ты его не спасешь.
– Отступись, Себ, – грозно сказал Регул. – Не доводи дело до стычки. Я не хочу биться с тобой, не вынуждай меня. Будь на твоем месте другой, я бы даже не стал с ним разговаривать.
– И на том спасибо! – вскричал тот и несколько раз поклонился с шутовским подобострастием, с каждым поклоном все ниже, разметав по земле свою пышную мантию. – Премного благодарен, уважил, пролил бальзам на рану… Что ж, посмотрим, посмотрим…
жизнь все еще преподносит сюрпризы… – Речь Себа постепенно перешла в бормотание и вскоре стала совсем невнятной.
Наконец он прекратил свое безумное кружение, схватил за руку Лизу и снова обратился к Регулу:
– Пока что прощай, рыцарь, еще встретимся, раз наши дорожки пересеклись. А там, как судьба распорядится…
