одну десятку из двух, протянутых ему. Кажется, он готов был отказаться и от другой, но это было бы совсем неприлично.
Саня вдруг поняла, что еле передвигает ноги. Площадь у тёмной громады вокзала была странно пуста и светла, лишь вдали возле ярко освещённого киоска стояла парочка и что-то неуверенно покупала. Сане казалось, что они с Алексеем вязко движутся по голой, без декораций, сцене – перед полным залом, замершим в ожидании чего-то обещанного.
Путь их лежал под аркой во двор и дальше – к отдельному, за высокими деревьями, четырёхэтажному зданию. Первый этаж его был тёмен – там, видимо, располагалось казённое учреждение. На прочих этажах окна местами светились – но, по впечатлению, освещённых окон было меньше, чем в соседних домах.
– Вот и пришли, – сказал Алексей. – Сейчас на третий этаж… вон, окошко светится – наше…
– А удобно? – вдруг засомневалась Саня. Устав, она всегда начинала испытывать сомнения во всём, знала за собой такую особенность – и всё равно предпочла переспросить.
– Вполне…
Подъезд был полутёмен и грязен. Сане показалось, что своим золотым пятном она заметила какое-то волнообразное струение над самой лестницей – сверху вниз, – но, как всегда, взглянув в ту сторону, она отвела пятно в сторону и ничего странного больше не увидела.
Путь на третий этаж отнял последние силы. На площадке между третьим и четвёртым лежал, обняв батарею, пьяный. Сильно воняло.
– Знают сокола по полёту, а добра молодца по пердячей трубе, – проворчала Саня. – Так у нас в деревне говорили…
– Да-да… – отозвался Алексей отсутствующе. Он нажал кнопку звонка – в недрах квартиры взревело глухо. Подождал немного, нажал ещё раз и не отпускал долго. Потом стал искать в карманах ключи. Сане показалось, что он растерян… ошеломлён… испуган… хотя ни одно из этих слов относиться к Алексею не могло.
Наконец он нашёл ключ и отпер дверь.
– Жди здесь…
Но Саня как бы не услышала. Жаркая вонь текла из недр квартиры. Где-то в глубине её горел свет, но сразу за дверью было темно. Алексей нашарил выключатель.
Вздувшееся тело лежало в двух шагах от порога. Лоснящаяся лужа натекла под ним. От лужи разбегались тараканы.
Саня громко икнула. Алексей быстро открыл дверь ванной, втолкнул её туда.
– Побудь пока здесь. Слышишь меня?
Саня судорожно кивнула. Глаза её были огромные. Алексей пустил холодную воду, намочил край полотенца, обтёр ей лицо.
– Сейчас мы уйдём отсюда. Подожди чуть-чуть…
Она кивнула ещё раз. Что же она обо мне думает, мелькнуло у Алексея и тут же пропало. Он вышел из ванной, сосредоточился и стал слушать.
Отголоски давней – прошло не меньше пяти дней, а то и недели – битвы въелись в стены. Здесь были люди… три или четыре человека… и с ними – громадная злоба. Даже обитатели недр Велесовой кузни не могут быть такими злобными…
От смрада слезились глаза.
Алексей почувствовал, что дрожит, встряхнул головой и осмотрелся. И вдруг понял, что обознался в главном.
На полу лежал не Апостол! Кто-то чужой. Незнакомый. Возможно, местный житель. Апостол… да, Апостола увели. Вот здесь он шёл…
Это было плохо. Очень плохо. Как ни кощунственно звучит, но – хуже, чем если бы он умер. Каким великим славом был хотя бы тот же Гроздан… На миг Алексей ощутил всё, что чувствует, наверное, воин, когда под ударом чужого меча голова его отделяется от туловища: острейшее осознание происшедшего и – полнейшая беспомощность, невозможность что-либо изменить.
Нет выхода…
Тропу им заступили.
Тем временем, пока сознание предавалось греху паники, тело исполняло долг. Как ни странно, Апостол не сдал тайник, и сейчас Алексей, вырвав крышку стола, набивал карманы пачками денег. Аникит лежал здесь же, упакованный в длинную картонную коробку из-под спиннинга. В шкафу, к счастью, плотно закрытом – запах не просочился, – нашлись два толстых чёрных новых, ещё с не оторванными бирками, свитера, несколько пар тёплых носков и маленькая дамская куртка из дублёной овчины: Апостол успел сделать часть необходимых покупок.
Саня сидела на краешке ванны – очень бледная, даже синеватая.
– Одевайся, – подал ей вещи Алексей. – Сейчас пойдём.
– Алёшенька… что происходит? Господи, ведь…
– Выйдем отсюда – расскажу. Надевай это, своё можешь бросить.
Сам он прошёл на кухню. В холодильнике лежала палка твёрдой венгерской колбасы и стояло три баночки с плавлеными сырками. На подоконнике распласталась пустая зелёная дорожная сумка. Он бросил в неё продукты, второй свитер, носки, часть денег, взял Аникит под мышку и осмотрелся в последний раз. Ничто здесь больше никому не понадобится…
Саня ждала его. Они выскользнули на лестницу. Дверь захлопнулась.
