– Выносите из огня?
– Например.
– Замечательно.
– Я говорю чистую правду: я где-то вас видел, но никак не могу вспомнить.
– Знаете, я совершенно не могу сосредоточиться…
– Не надо.
– Меня раз фотографировали для журнала.
– Какого?
– «Информатика и информатроника». В позапрошлом году. С вот такой улыбищей. На обложке.
– Нет. Не видел этого журнала.
– Оно и понятно.
– Почему?
– Специалисты никогда не ходят на голо.
– Дурной тон?
– Что-то вроде. Раздражает.
– Раздражает… Тони, сколько времени?
– Без пяти три, – сказал Тони. Голос его был усталый. Кристальдовец спал, привалившись к стене. Или был в обмороке.
– Скоро до нас доберутся, – сказал Андрис.
– Да, – сказала девушка.
– Вы тут постоянно работаете?
– Да это не работа. Хотя – платят же… Иногда, вечерами. У них приличная арматура. Была. Ну да ничего, купят еще. Подождите, где-то же должна быть моя маска? – она приподнялась и стала осматриваться.
Андрис подал ей маску и перчатки. На маске изнутри было множество желтых блестящих точек. Расположенные неравномерно, они образовывали портрет странного, искаженного не то болью, не то гневом, лица. Подобные микросенсорные маски, снимающие биотоки с мимических мышц и активных точек лица, Андрис видел и раньше – ими пользовались операторы систем противоракетной обороны. Но датчиков на тех масках было гораздо меньше.
– Сколько же здесь контактов? – спросил он.
– Восемьсот пятнадцать. И по сто пятьдесят в перчатках.
– Богато, – сказал Андрис. – А, извините, где вы вообще работаете?
– В институте биофизики.
– У… э-э… Раду леску?
– В какой-то мере. А что?
– Просто так.
– Забавно – когда говорят о нашем институте, обязательно вспоминают дедушку. Он что, так широко известен?
– Выходит, так.
– Жалко. Получается, что вы судите о нас по одному диноцефалу.
– Диноцефалу?
– Были такие – еще до ящеров.
– Я вообще о вас не сужу. Я про вас ничего не знаю, как я могу судить?
– Про Радулеску же вы откуда-то знаете?
– Про Радулеску я тоже ничего не знаю. Фамилию только слышал, и все.
Далекие, приглушенные толщей бетона завывания бура прекратились, потом грохнуло – упало что-то тяжелое.
– Ну, вот, – сказал Андрис. – Можно и выходить.
Декан был моложав и делал вид, что куда-то спешит. Андрис же, наоборот, тянул резину и страшно жалел, что старик Ломброзо сейчас не здесь: декан являл собой тип рафинированного жулика. Такой просто не мог не брать. Рука Андриса непроизвольно тянулась к бумажнику. Наконец, сошлись на том, что деканат пока не будет давать ход делу – по крайней мере, до окончания следствия. Намек Андриса на то, что в случае благоприятного исхода благодарность родственников обормота Тони будет безмерной, декан воспринял очень сдержанно. То ли намек был недостаточно прозрачен, то ли представления декана о безмерности расходились с общепринятыми.
– Ну, вот, – сказал Андрис обормоту Тони, который дремал на скамейке в сквере. – Можешь идти на лекции. Пока что я тебя отстоял. А то, может, еще и в полицию сбегаю – пусть дело прекращают?
– И так прекратят, – сказал Тони. – У них на меня никакой компры нет. Не хочу я на лекции. Я спать
