Двести шестнадцатая – угловая с окнами в две стены – сияла легкостью и пустотой. Было в ней что-то от больничного холла. Белые занавески и пластиковые стулья – зверски неудобные. Стиль «стерил». Не в стиле был только букет белых хризантем в черной вазе. На одном из стульев сидел молодой – лет двадцати пяти – человек в кремовом костюме и листал журнал.
– Вы к Марине? – спросил он Андриса.
– Да, – кивнул Андрис.
– Тогда придется подождать. Она сказала, что скоро придет. Лицо молодого человека было не то странное, не то знакомое.
Всматриваться было неудобно, не всматриваться – трудно.
– Что у вас сегодня за беготня по коридорам? – спросил Андрис для того, чтобы иметь легальную возможность задержаться взглядом на его лице.
– Не у нас, – сказал молодой человек. – Я тут посетитель. По интеркому объявили, чтобы все, кто имеет отношение к чему-то там, я не понял, собрались в демонстрационном зале.
– А я думал, это у них стиль работы, – сказал Андрис. Он понял, что в лице молодого человека привлекло внимание: у него не было бровей. Отекшие веки…
– Это не вы выступаете вместе с Мариной? – спросил Андрис.
– Да, я, – сказал молодой человек. – А вы?
– Был вчера в том подвале.
– Но!.. Просто какое-то безумие…
Безумие, подумал Андрис. Сукин ты сын, сам-то ты полез наверх… не в числе первых, правда – вон, морда обгорела… Ладно. Могло быть хуже.
– Могло быть хуже, – сказал он вслух.
– Этим можно утешаться? – спросил молодой человек.
– А почему нет? Вас как зовут?
– Меня? Дан. Вообще-то – полностью – Даниил. Но все зовут Дан. Я привык. А что?
– Ничего. Меня – Андрис.
– Да, конечно… знаете – я проснулся – не могу поверить, что все это было. Лицо горит… а поверить не могу. Прибежал к Марине, а она смеется. Представляете?
– Она и там хорошо держалась.
– Она вообще ничего не боится. Ничего абсолютно. Я не представляю, как это может быть.
– Ну, так, наверное, не бывает – чтобы ничего.
– Я вам клянусь! Говорят, у нее отец был мутантом.
– И что?
– Потому она ничего не боится.
– А вы?
– Что – я?
– Боитесь?
– Наверное. Как без этого?
– Да, конечно…
– Хотел предложить ей новый ангажемент – сказала, что будет ждать, когда восстановят ту арматуру. Не понимаю.
– Может быть, хочет передохнуть?
– Ну, что вы. От этого не отдыхают. Вы же не отдыхаете от дыхания.
– А это – действительно как дыхание?
– Как дыхание. Как вино. Нет, как вода. Вода тоже пьянит. Как бег. Кто умеет это делать – никогда не сможет остановиться.
– Заманчиво. А как можно узнать, есть способность или нет?
– У вас уже нет. Ни у кого нет, кто старше тридцати. В смысле, кто не успел начать до тридцати. Мимика беднеет, да и воображение уже не то. Отвердеваете. Лучше всего начинать выявлять способности с детства – лет с двух, с трех…
– А зачем?
– Как зачем? Это же такое счастье…
Он улыбнулся – улыбнулся сам себе – и Андрису стало неловко, что он видел эту улыбку.
Звонко распахнулась дверь, и влетела Марина – подхваченная ветром… распахнулась дверь – и вплыла Марина, медленно и плавно… распахнулась дверь… дверь распахивалась, и Марина входила, влетала, вступала в свои владения – бесконечно, как повтор кадра… Андрис мотнул головой, чтобы побороть наваждение – Марина стояла перед ним, весело улыбаясь:
