приближался как-то слишком медленно – медленнее, чем они шли. Будто кто-то невидимый подбрасывал на дорогу лишние футы.
Потом, как из тумана, на земле поперек пути проступила красная полоса. Аннабель подошла к ней и остановилась. Справа и слева подошли и остановились спутники. Полоса – точно такая же – появилась бы, если бы сквозь щель на землю падал резкий и яркий чистый красный свет. В ней было около шести футов ширины. Можно было тронуть ее ногой или острием меча или присесть и протянуть руку – но Аннабель знала уже, что не будет этого делать. Прыгнуть – пожалуйста. А дотрагиваться… Пусть пьяные ежики дотрагиваются.
Если посмотреть глазами… Она открыла их и тут же закрыла, ошеломленная. Будто вихрь горящих бабочек налетел на нее. Нет, глазам здесь делать нечего…
А как же тогда улан?
Чуть позже. Сначала – самой.
Она отошла на три шага, разбежалась и прыгнула.
Это был странный замедленный прыжок, почти полет, растянутый на долгие секунды, и можно было успеть посмотреть по сторонам, и вперед – и выбрать место приземления, и вниз – просто из любопытства…
Бездонная пропасть, прикрытая полузеркальной пленкой, проплывала под ней. Никогда еще не-зрение не обманывало ее, может быть, не обманывало и на этот раз. Она, не отрываясь, смотрела на утесы внизу, на скальные обломки, на далекие тонкие пики, на уходящие все ниже и ниже ступени террас и карнизов, на багровое зарево, подсвечивающее оттуда, снизу, прикрывающую пропасть тончайшую пленку – а потом, будто кто-то щелкнул выключателем, она видела уже лишь отражение в этой пленке и не видела ничего кроме… Большой и полный человек, держа ее за руку, вел за собой, безвольную и вялую, по длинному коридору с бесконечным рядом окон с одной стороны и бесконечным рядом дверей – с другой. Квадраты солнечных отпечатков лежали на полу, готовясь перебраться на стену. Они шли, и шли, и шли, молча, обреченно, никуда уже не торопясь, и за их спинами открывались, и открывались, и открывались двери, и что-то выходило из дверей и шло следом, пристально глядя в затылок…
Аннабель коснулась ногами земли и тут же обернулась.
Да, с этой стороны пропасть была видна, и было видно, до чего же она широка. Не выше оловянных солдатиков, стояли на том краю ее спутники. Вот Берт и улан, отступив на несколько шагов, разбежались и прыгнули разом. Улан оттолкнулся сильно, с запасом, и теперь уходил в высоту, почти в зенит, уменьшаясь и теряясь из виду. Берт, наоборот, плыл над самой закрывающей пропасть пленкой, руками и ногами делая медленные движения – как снятый рапидом бегун, разрывающий финишную ленту…
Медленно. Медленно. Не верить ничему. Ничего нет. Есть только земля под ногами. Есть то, что надо обойти, и есть те, кто идет за тобой. Ни вправо, ни влево не ведут никакие дороги. Нет лестниц вверх и ходов вниз. Нет пути назад. Лишь вперед – как по ущелью. Тупое спокойствие. И – медленно, медленно, медленно. Игра на скрипке. Чародейский вид. Литые башни без проникновения. И окон нет…
Безумное стремление остаться. Безумное втройне, нет – вчетверне. Загадочная книга прорицаний… Где провозвестник высших архенонов вдруг предстает фанерным силуэтом, читающим заученные тексты. Смятенна явь…
наслаивалось что-то непрямое, но косвенно присущее природе пространства при престранных преломлениях
эй, кто-нибудь, рискните отозваться! Молчание и эхо. Пустота. Железный тихий звон. Злосчастные хариты… И вас минет та чаша искупленья. Кровавых казней кончена кадриль. Законы бытия непостижимы…
как уровни грозы – от пузырей на лужах до перьев самых верхних облаков, все составляло полное единство, и ритм ударов грома
навевал
воспоминания
о полных наслажденья
египетских ночах и вавилонском – нет, не пленении: соблазне
Алые цветы смерти… обманчиво…
увитая плющом лежало
обратиться любовь к огню и краски витражей немногое осталось даже нищий
отдаст
и тот последний долг последний поцелуй рискуя всем родятся от искусства уходя жестоко знать и мир и благодать придя в багровых облаках вновь без ответа просто трясет, трясет, как по проселку…
где? А, вот они заранее поверившие в бегство, в возможность бегства вперебой
желая уступить
Ржавчина! Ржавчина!
не поддаваться ритму!
