– Тьфу, черт, а мне показалось, что тебя увел полицмейстер, – сказал Тригас – Я уже в управление звонил…
– Ладно, я с вами прощаюсь, – остановился Петцер. – Заглядывайте к нам.
– Спасибо, доктор, обязательно, – поклонился Тригас.
– Спокойной ночи, Леопольд, – сказал Март.
Из дверей ресторана вышли почтмейстер и секретарь мэрии, напряженной походкой прошли через холл и скрылись в коридоре.
– Давай зайдем в бар, – сказал Тригас.
– Не хочется, – стал отказываться Март.
– Ненадолго, – настаивал Тригас. – Надо поговорить, а там всего удобнее.
В баре было душно почти невыносимо и воняло, как из пепельницы. Берта, не говоря ни слова, поставила перед Тригасом его излюбленный дайкири, а перед Мартом – апельсиновый сок.
– Берта, – попросил ее Март, – сварите мне чашечку кофе.
– На ночь? – укоризненно спросила Берта.
– Ничего, – сказал Март. – Как вы выдерживаете такую духоту?
– Кто же вам сказал, что я выдерживаю?.. – проворчала Берта.
– Так что ты хотел мне сказать? – Март повернулся к Тригасу.
– Что у вас там вышло с полицмейстером? Только не говори мне, что вы, так сказать, случайно…
– Совершенно случайно. Я вышел подышать, потом он, мы о чем-то потрепались, чуть ли не о погоде, потом мне стало плохо, как утром, и он отвел меня к Петцеру. Вот и все. А что это тебя так заинтересовало?
– Он тебе фотографии никакие не показывал?
– Нет, а что?
– Видишь ли, у меня сегодня в номере был обыск. Тайно. И я боюсь, как бы мне не понапускали клопов. Я потому так вырядился, что в этой хламиде микрофон не спрячешь…
Март почувствовал, что внутри у него все леденеет.
– Знаешь, старик, – сказал он через силу, – я что-то не верю в способности местной полиции на подобные штучки.
– Местной-то и я не верю, – протянул Тригас.
– Кофе, пожалуйста, – подошла Берта.
Март отхлебнул слишком большой глоток и обжег язык.
– Знаешь что, – сказал он, – сегодня мы все равно ничего разумного не придумаем. Давай-ка завтра, на свежую голову.
Тригас внимательно посмотрел на него.
– Завтра так завтра, – согласился он. – Не… – Он не договорил и уткнулся в свой бокал.
В номере Март первым делом снял пиджак и галстук и проверил их самым тщательным образом. Слава богу, ничего не было. Осматривать комнату не было уже ни сил, ни смысла. Если и есть что-то, то лучше не трогать. Не подавать виду, что заметил. Но как хорошо, что в одежде ничего не оказалось…
А если бы оказалось? Ведь провал…
Неужели они так беспечны? Я же сказал полицмейстеру про обыск и про телефон… Неужели…
Не может быть!
Боже мой, задохнулся он, это же все спектакль, это же провокация, а я так задешево купился…
Сматываться! Сматываться немедленно, может, еще успею…
А смысл какой? Тебя расшифровали и разложили – мечись теперь или не мечись, конец один, не скроешься…
Стоп. Без паники. Вечер поэзии – это что, тоже спектакль? Нет, брат, это настоящее. Они же от тебя ничего не хотели, просто дали понять, что все о тебе знают и, в общем, доверяют… А в доме, наверное, есть детектор «клопов», не зря же полицмейстер молчал на улице; и Петцер появился не сразу, должно быть, возился там с аппаратурой.
Что же тогда из себя представляет Тригас?..
Март сам не знал, спал ли он в эту ночь.
Утром раскалывалась голова, но благодаря этому не было никаких совершенно мыслей, и Март готов был благодарить бога за эту боль.
С трудом проглотив бутерброд и запив его крепким чаем, Март вышел на стоянку машин, сел в свой «виллис» и поехал просто так. Лицо овевал ветер, глаза и руки были заняты привычной работой, и, поездив часа два, он почувствовал, что успокаивается. Потом заправил машину, залив оба бака под пробку – на всякий случай. В отеле портье, новый, средних лет лысый мужчина, передал ему записку. Записка была от Тригаса. Тригас писал, что вынужден разговор отложить, поскольку срочно уезжает дня на три. «Помни о том, что я тебе говорил», – было написано в конце и жирно подчеркнуто. Март пожал плечами и сунул записку в карман. На лестнице ему встретился новый хозяин отеля. Глаза его были красные, как у кролика, лицо помято.
