как я велю. Его жизнь в твоих руках. Станешь артачиться или пикнешь кому-нибудь – все. Ну?
Принцесса молчала, сжав побелевшие губы. Клерк взял ее за подбородок и вздернул голову вверх.
– Ну? – повторил он.
– Согласна, – прошептала Принцесса.
– Вот и умница. Да, кстати – никаких этих дамских фокусов с таблетками или лезвиями. Ему от этого легче не будет.
– Совершенно не представляю, что теперь будет, говорил Пастор Художнику. – Полковник сорвался со всяческих тормозов. Он убил уже четверых. И собирается продолжать. Что делать?
– Вы просите у меня совета? – удивился Художник.
– Я жалуюсь на судьбу, – сказал Пастор. – Кстати, на нее же я уповаю. Помните выражение: «Сила есть – ума не надо»? Остается надеяться, что Полковник в опьянении силой совершит, наконец, такую глупость, которая его погубит.
Художник пожал плечами и ничего не сказал.
В тот день совершилось много событий, но не событиями он, как мне кажется, интересен. Меня поразило поведение людей. Жизнь Ковчега замерла, и более чем полторы сотни людей оцепенели. Многих сковал ужас; многие выжидали; многие растерялись; были и такие, которые поспешили воспользоваться ситуацией и занять наиболее выгодные места. Полковник понемногу обрастал свитой. И за весь день, когда он во всех направлениях, как мечущаяся в рикошетах пуля, пронизывал Ковчег, не нашлось ни одного, кто осмелился бы подставить ему ногу. Власть он получил сразу, как по волшебству – все признали его право распоряжаться ими полностью, вплоть до распоряжения жизнью и смертью. Вначале он расстреливал только тех, кто пытался сопротивляться или хотя бы не подчиняться…
До сих пор не понимаю, откуда у нас столько холопства? Неужели действительно от обезьян?
Вы, наверное хотите спросить, что делал я сам? Ничего. Я только что перенес довольно тяжелую пневмонию и лежал в лазарете. Доктор считал меня чересчур слабым и долгое время ничего не говорил. Но я, ей-богу, не знаю, что делал бы в тот день, окажись я на пути Полковника…
В жизни Ковчега произошло много перемен. Кроме обязательной строевой, Полковник вменил в обязанность всем жителям пять часов в день посвящать благоустройству территории. Были четко определены семейные пары, и какие-либо изменения в списке разрешались только с ведома самого Полковника. Клерк произвел конфискацию всех противозачаточных средств и запер их в сейф (от сжигания на костре отказались ввиду возможного демографического взрыва). Был оглашен Рескрипт о Наказаниях; в качестве мер пресечения были объявлены: принудительные работы на различные сроки и различной тяжести, порка, лишение и снижение пайка, а также смертная казнь через расстрел или повешенье. Были сформированы три министерства: Министерство Порядка, Министерство Информации и Министерство Продолжения Рода. В давно пустовавшей механической мастерской началось производство колючей проволоки…
Вечером Министерство Информации объявило о предстоящем в ближайшее время бракосочетании Принцессы и господина Полковника.
… На этом я, наверное, прерву свой рассказ. Слишком много событий впереди, и мне надо подумать, о чем и как рассказывать дальше. Все подряд – невозможно. И в то же время так трудно выбрать что-то более, чем остальное, заслуживающее внимание. Так что я прощаюсь с Вами, возможно, месяца на два.
До свидания. Не скучайте, Оля.
23.05.84.
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
Здравствуйте, Оля.
Вот видите, как трудно писать романы с продолжением: обещал через два месяца, а получилось почти через четыре. Но это, главным образом, по личным причинам: болела мама. Теперь она поправилась – относительно, конечно – и я снова принимаюсь за письмо. Вообще-то был у меня довольно сильный позыв бросить это занятие – после того, как я увидел Вас в компании Ваших близняшек. Честное слово, такого счастливого лица, как у Вас, я не видел никогда в жизни. Но по складу своего характера мне как-то неловко бросать на половине начатое дело, поэтому сказку я постараюсь дорассказать, пусть даже с другими целями. Итак, продолжаю.
– От этого оно не загорится, – сказал Мастер. – Нечего даже было и рассчитывать.
– Ну почему же? – возразила Физик. – Не так уж много мы о себе знаем. А вдруг?
– Нет. Мне следовало бы помнить, в каком месте мы находимся. Это все равно что строить водяную лестницу в Сахаре.
– Но вам же было хорошо?
– Конечно, было. Но, кажется, с не меньшим удовольствием я съел бы что-нибудь вкусное.
– Можно попросить Принцессу.
– Не стоит, наверное.
– Вот вы говорите – в Сахаре… Смотрите: хоть чуть-чуть, а светится. Не так уж и в Сахаре.
– Вряд ли это из-за нас.
– Да. Во всяком случае, не из-за меня. Странно, уж я, кажется, и верю в любовь, и знаю о ней все, что возможно, и далеко не фригидна – а вот не дано… Все время у меня так: то из любопытства, то от скуки, с вами вот в порядке эксперимента… Интересно, от кого же оно все-таки светится?
Солнце, висевшее под потолком мастерской, голубовато светилось, как пустой экран невыключенного телевизора, иногда по нему пробегали мерцающие блики, иногда они задерживались и играли, напоминая полярное сияние, а иногда исчезали совсем. И легкое тепло исходило от него – легкое, почти незаметное…
