— Ты с работы? — уточнила Люся, порхая по кухне и уставляя стол разными вкусностями.
Она достала из холодильника открытый трехлитровый пакет сухого белого вина и водрузила его посередине стола.
— Не возражаешь? — на всякий случай спросила она.
— Нисколько! — рассмеялась Зина, начиная понемногу расслабляться.
Через час обе были пьяны и хохотали, как безумные, вспоминая школу.
— Люська, — невпопад сказала Зина, — а у тебя случаем лишней сотни баксов не найдется?
— Бог мой! Это у тебя-то денег нет? Не верю!
— Понимаешь, мама больна. И много на лечение уходит, — стараясь не запинаться, с трудом выговорила Зина, и ее вновь разобрал смех.
Люся, глядя на нее, тоже начала смеяться. Потом, успокоившись, заметила:
— Вот что, Зинка, это же придурь чистой воды! Еще, конечно, не старческий маразм, но бо-о-льшая придурь, поверь мне! Да Лидия Игнатьевна здоровее нас обеих, вместе взятых. Ей же около сорока пяти? И чего она тебе на шею села? Да еще наверняка твердит день и ночь, что все ей должны, и ты в первую очередь. Так? А ты потакаешь!
— Но… — начала Зина и замолчала.
В голове у нее плыло, было приятно, мысли путались, и совершенно не хотелось задумываться о серьезных вещах.
— Что? — спросила Люся и плеснула вина в опустевшие бокалы. — Думаешь, я не понимаю? Мать — это святое. Но сама посуди. Займу я тебе сейчас, а что дальше? С тебя будут требовать еще и еще. Подумай! И даже если ты выйдешь замуж, это не решит проблему. Ты точно так же будешь должна исполнять дочерний долг, да еще и с твоего мужа будут тянуть. Понимаешь, Зина, это нужно немедленно пресечь в корне. Согласна?
Зина молчала, опустив голову, и чертила узоры вилкой на столе.
— Ты думай, думай, — продолжила Люся и стала серьезной. — Все равно решать это придется, и, уверяю тебя, не в пользу Лидии Игнатьевны. А то потом у нее климакс начнется и вообще крышу сорвет. Оно тебе надо? О себе побеспокойся, если уж мать не хочет подумать о собственной дочери. Деньги давать, конечно, нужно, но в разумных пределах.
— Люсь, я просто уже не знаю, что делать, — тихо проговорила Зина, — но почти вся моя зарплата уходит на какие-то сомнительные лекарства и оплату консультаций у врачей.
— Слушай, Зинуль! — чему-то обрадовалась Люся. — Если тебе уж так срочно нужно, то ты можешь легко и быстро заработать эту сотню.
Зина с недоумением глянула на возбужденную Люсю. Та продолжала скоро говорить:
— Помнишь Нату? Ну, из соседнего со школой двора? Такую худенькую невзрачную черненькую девчушку с ключицами, как металлоконструкции? Так вот, она мне вчера звонила, сообщила, что со своим другом окончательно поругалась. Он ее на двадцать лет старше. Натка мне все всегда про него рассказывает. И тут предложила ее заменить.
— В смысле? — удивилась Зина и подняла брови.
— Так он ей за ночь по сто баксов отваливал, — хихикнула Люся, — и нужно ему всего раз в неделю. Ему, знаешь ли, все равно с кем, лишь бы партнерша материлась, как сапожник, когда он ее трахает. А иначе, — Люська расхохоталась, — у него не встает, у бедняжечки. Ну и чем не подработка? Четыреста зеленых в месяц гарантировано. Что скажешь? Я звоню Нате?
— Да ты с ума спятила! — возмутилась Зина. — Я не шлюха!
— Да кто об этом говорит? — искренне удивилась Люся. — Разве Ната шлюха? Смотри на это как на большое вознаграждение за маленькое неудобство, только и всего. И все справедливо!
— Нет, нет и нет! — закричала Зина и покраснела от гнева. — Сука ты, Люська! Не ожидала от тебя такого оскорбления!
— Чего ты взвилась? — спросила Люся, но не обиделась. — А когда за тобой ухаживают, цветы дарят, духи и конфеты, по ресторанам водят, посчитай, во что это парню обходится? Разве не то же самое получается? Так что не злись! Обидеть я тебя вовсе не хотела!
Зина вскочила. Люся подняла на нее повлажневшие глаза.
— Пойду я, — нервно сказала Зина. — Поздно уже.
Она быстро вышла из кухни. Люся двинулась следом. Зина оделась и открыла дверь.
— Деньги-то возьмешь? — виновато спросила Люся и начала копаться в сумочке.
— Нет, спасибо, — сухо произнесла Зина и вышла из квартиры.
Но потом вернулась, глянула на помрачневшую Люсю, чмокнула ее и, весело улыбнувшись, сказала:
— Не грузись, подруга! Вовсе я не обиделась!
Дома Зина была за полночь и увидела, что родители ждут ее. Она сняла пальто и пошла в ванную. Тщательно умылась, почистила зубы, но запах вина все равно был сильным. Когда она вышла из ванной, то столкнулась с Лидией Игнатьевной, которая стояла в коридоре и явно ждала ее. Ее лицо покрывали красные неровные пятна.
— Ты пьяна, дочь! — грозно сказала она. — Не щадишь ты нас с отцом! Где ты шлялась полночи? И почему мобильный отключила?
Зина, не отвечая, осторожно обошла ее и направилась в свою комнату. Она села на диван, опустив голову. Ждала, что сейчас мать ворвется к ней и устроит разнос. Но ничего не происходило. Она лишь слышала приглушенный голос отца в коридоре. Он что-то сердито выговаривал Лидии Игнатьевне, та отвечала не менее сердито. Потом все стихло. Зина подняла голову и увидела свое отражение в зеркале шкафа напротив. Она внимательно посмотрела в свои яркие глаза, машинально отметив еле заметные морщинки в уголках.
«Мне двадцать шесть лет», — подумала она, чувствуя странную грусть.
Опьянение начало проходить, и ей становилось на душе все противнее.
— И что дальше? — спросила она вслух и встала.
Подойдя к окну, выглянула на улицу. Ночь была тихой, город спал под тускло мерцающими в темном небе звездочками. Кое-где светились окна и редкие фары машин, скользящих по дороге. На пустынной улице показалась пара в спортивных костюмах. Впереди шустро бежал фокстерьер.
— И что дальше? — вновь спросила Зина, провожая глазами пару, весело о чем-то переговаривающуюся.
На душе становилось все более тоскливо. Она прекрасно понимала, что мать навсегда останется матерью, что в сорок шесть лет никого не переделаешь, что это бессмысленно, но все равно так дальше продолжаться не может. Она пыталась принять какое-то решение, но ситуация казалась безвыходной. Зина отошла от окна, легла на диван и горько разрыдалась.
Утром Зиночка впорхнула в офис, яркая и хорошенькая, как всегда. Она поздоровалась со всеми, отдельно ни к кому не обращаясь. И уселась за свой рабочий стол.
— Ну просто мотылек, — заметил один из мужчин. — Беззаботна, как обычно.
— А какие могут быть у стервы заботы? — тихо заметил другой.
И они, переглянувшись, рассмеялись.
КОРОТКО О ЖИЗНИ
Края черного пакета для мусора загибались за ободок помойного ведра, образуя причудливо замятую поблескивающую юбочку. Капельки застывшего томатного соуса казались красными букашками, неподвижно сидящими на этой юбочке. Из ведра торчало немного вбок, как дуло из окопа, узкое горлышко стеклянной бутылки от вина. С него свисали увядшие потемневшие стебельки петрушки вперемежку с засохшими сморщившимися нарциссами.
Из-под гладкого бока бутылки остро блестела измятая серебристая фольга обертки от шоколада. Из- под нее словно выползали, змеясь, кольца грязно-коричневой картофельной шелухи. На них побуревшими
