Денис приподнял узкую кисть вверх, словно пытался потрогать эту тишину.
– Иди, – более настойчиво позвал он. И после паузы добавил: – Мне плохо без тебя.
– Но со мной тебе еще хуже, – ответила я, садясь на стул. – День, нам давно пора поговорить об этом.
– Не пора. Мне безумно хорошо с тобой.
– Но… – замялась я.
Помню, я просто не знала, как начать, чувствуя странную для себя неловкость.
– Не продолжай. Я знаю все, что ты хочешь сказать. Но я не могу по-другому. Ведь я принадлежу тебе душой и телом. Ведь я влюблен в саму Любовь, как и она в меня. Она переполняет меня до отказа, и я наслаждаюсь каждым мигом. Что мне – жизнь? И что мне – смерть? Их я тоже люблю, потому что не боюсь. И они отвечают мне взаимностью. Я готов ко всему. Так уж я создан.
– Но это ненормально, – тихо возразила я.
– Поэты, по сравнению с другими людьми – и есть ненормальность. Ты разве еще этого не поняла?
– Может, нам стоит встречаться пореже?
Я сделала большое усилие над собой, задавая этот вопрос.
– Я умру без твоей любви, – услышала в ответ.
– Но когда мы вместе, это заканчивается все хуже и хуже.
– Тебе плохо? – спросил он, глядя распахнутыми и ставшими прозрачными глазами. – Только честно.
Но я молчала, потому что любые варианты ответа были не в его пользу. А ведь я люблю его.
– Я не могу по-другому, – сказал День, не дождавшись ответа. – Если я отдаюсь кому-то или чему-то, то отдаюсь весь, полностью, без остатка.
«Но ведь так можно довести себя до смерти», – подумала я.
День, как будто читая мои мысли, медленно проговорил:
– Что в смерти мне, любимая? Лишь продолженье сна. Любовь, в душе хранимая, из жизни в смерть – река…
Помню, как меня измучил этот разговор. Я оделась и ушла на улицу, чтобы День не увидел моих слез. Я была в полной растерянности. Одна мысль о расставании убивала меня. Но и так это продолжаться больше не могло.
Мы выехали в воскресенье, так как решили к вечеру вернуться в город. Хотя первоначально планировали приехать рано утром в понедельник. Но всем надо было на работу, поэтому и переиграли. Но машина на полпути встала, что-то сломалось в моторе. Лешка стал копаться, а мы сидели внутри и по очереди рассказывали анекдоты. Потом Денис вылез из машины, и они что-то долго обсуждали. Затем начали останавливать попутки. Водители смотрели, что-то советовали, что-то делали. Все это затянулось надолго. И вот мы все-таки поехали, правда, уже в полной темноте.
Лешка гнал на бешеной скорости. Где-то через час День прильнул ко мне, и я услышала его ровное сонное дыхание. Он отключился почти мгновенно. Я тихо поцеловала его прохладный висок и через какое-то время тоже уснула.
Проснулась, будто от толчка, открыла глаза, еще не до конца понимая, где мы. Когда окончательно очнулась, то оцепенела от нереальности происходящего. В машине все спали, включая водителя. Я увидела свесившуюся растрепанную голову Оли, коротко стриженный затылок Леши. Он откинулся на спинку сиденья и громко храпел. Руки его лежали на раздвинутых коленях. Машинально прижав к себе Дениса, который продолжал спать на моем плече, я тупо смотрела на руль. Он торчал меж колен Леши, чуть подрагивая и самостоятельно управляя мчавшейся машиной. Трасса была пустой и темной. Единственное, что я видела, это то, как на бешеной скорости уносятся под машину белые стрелки на асфальте, освещаемые фарами.
Никогда не забуду этого странного ощущения: мы заключены в капсулу из металла, которая неудержимо и стремительно несет нас в смерть. Если бы я не проснулась? И какая невероятная игра психики! Вот я проснулась, но мне захотелось тут же закрыть глаза и отдаться течению событий. Будь что будет.
Правда, через секунду я пришла в себя и аккуратно разбудила Лешку. Он судорожно вцепился в руль и уставился на дорогу. Скорость тут же сбросил. А я, поцеловав моего все так же сладко спящего ангела, впервые поняла, как притягательна и заманчива игра со смертью.
После поездки в деревню День ночует у меня постоянно. Он приезжает после занятий и остается до утра. Мы почти не спим. Что я делаю? Но остановиться не могу, потому что схожу с ума по этому парню. Разве я могла когда-нибудь представить, что буду испытывать такие безумные чувства. Я ведь натура прагматичная и крайне рациональная. Но тут…
Вся моя квартира сейчас постоянно усыпана обрывками бумаги с неоконченными стихами. Прилежно собираю и кидаю в огромную керамическую напольную вазу. Вчера в коридоре под тумбочкой для обуви нашла:
Пыталась поговорить с Денисом серьезно, что надо писать, заканчивать, систематизировать и издавать, наконец. И нельзя разбрасывать стихи, где попало. Он поднял на меня ясные глаза и спросил:
– Зачем?
– Ну как же… – начала я.
Но он не дослушал, уткнулся в очередной листок и пробурчал себе под нос:
– Богу надо, он и подберет.
Вот и поговорили. Лишний раз убедилась в полном отсутствии у него тщеславия. И какое великолепное равнодушие к славе! И ко всему, что с ним происходит. Денис всегда и во всем – над… И на землю опускаться не собирается. Ему и там неплохо. Что же делать?
Вот и весна! День, конечно, не мог пройти мимо такого факта. Принес мне вечером огромный букет. Хотя букетом это назвать трудно. Такое ощущение, что он купил по одному цветку из всех, что продавались в цветочном. Получилась фантастическая охапка. Алая гвоздика соседствовала с белой розой, тут же торчала круглая шапка желтой хризантемы, рядом сиреневый ирис, красный тюльпан, розоватая орхидея, несколько веток кустовых хризантем разных расцветок, какие-то неизвестные мне цветы. Все это перемежалось с зелеными пушистыми веточками. А по центру красовалась белая лилия. Она напоминала королеву среди пестрой и разношерстной толпы своих придворных. Я невольно рассмеялась при виде такого букета. День из всего умеет делать праздник. Он встал на одно колено и торжественно произнес:
– Я весну в руках принес для своей любимой… Чтоб ее подвижный нос… нет-нет, что это я? Чтоб ее лукавый взгляд… Восхитились и…. что-то… мимо…
Он замолчал, нахмурил брови и задумался. Потом соскочил на ноги и начал хохотать, кружа меня по квартире.
Сегодня День выглядит плохо. Ночь была необычайно бурной. Я должна что-то решить. Долго сидела на кухне и думала. Дальше так продолжаться не может. Четкое ощущение, что я убиваю его, причем с его молчаливого согласия. И ни с кем не могу об этом поговорить. Разве можно такое кому-нибудь доверить?
Первый раз все кончается довольно быстро и практически одновременно. Тут бы и остановиться. Но я смотрю в его глаза, а он – в мои. И эта нежность, которая буквально захлестывает меня и которая разлита во всем его облике, в его светлеющих глазах, в приоткрытых губах, в пальцах, которыми он машинально продолжает гладить мои руки. Эта нежность притягивает нас друг к другу, и вновь вспыхивает желание, уже намного более сильное и глубокое, чем в первый раз. И мы начинаем опять. Ощущения становятся ярче,
