«Да он вообще… Может просто так подойти и ударить… у него цель в жизни убить всех эмо! А я единственная в школе люблю эмо-музыку! А он однажды вообще с плакатом в школу пришел! Там было написано что-то типа «Эмо умри, вы не имеете права на жизнь!».
«Эмо сакс! пидоры!!! Вы все содрали у хардкорщиков и панков!!! Нытики ейбучие!!! Только рыдать в уголке и можете!!! ЭМО УБЕЙСЯ!!!»
«Bce говорят, что я странный, потому что я другой, а я говорю, что странные вы, потому что вы одинаковые. Мы эмо другие, новые люди, нового поколения, и мы выбираем яркую жизнь, и никто не вправе осуждать нас. Тем более всякие гопы и ска!»
«позеры канешно жесть, бесят, хотя я и Эмо-бой и не должен никаво бить, но всё-таки позеров я иногда бью, уж сильно они мну бесят!!!! просто ненавижу ИХ!!!»
«Вы все просто завидуете Эмо кидам! Вам, гопникам, больше заняться нечем, чем как в чужую жизнь лезть! Занимайтесь дальше своим гопушеством. а к нам не лезьте!»
«Слышь, ты, эмоуй! Знаем мы ваши развлечения! Ноете всегда, потом сопельки на челку свою наматываете, а когда вас кто-нить бросит, так вы сразу вены резать и все кровью своей розовой заливать! Лучше прыгайте с крыш!»
«Бред все это обсуждение… Пусть дети занимаются, чем хотят. Лучше бы вы, анти-эмо, вылезли из своих подгузников и перестали обливать грязью мирно живущих».
«Я на парте ангела с ножом нарисовала. Теперь я этот рисунок до 11 класса буду видеть!»
«Я тоже собирался уходить (маленький шрам на левом запястье все еще) — передумал…»
«у эмоkids свои мировоззрения, они живут, как им хочется… и я им завидую. (Вы думаете, что это тупые плаксы, половина из них похожие на педерастов, которые прожигают жизнь и тупа фотают себя с верху… да это так, но за то, как они это делают, уш по лучше вашего…) они же не трогают другие субкультуры, так и Вы их не трогайте…»
«Вот сейчас собираюсь в школу! Снова его увижу! Почему все ska так ненавидят эмо? Надеюсь, он скоро уйдет из нашей школы! Ладно, если сегодня ВЫЖИВУ, то напишу сюда еще».
«карочи так, эмо4ка, падходиш и гавариш «слыш, бля, чувырла, те чё жить надаела? Ща пазаву дружбанов, ваше нах кастей не саберёш, а буш лезть — тя патом встретят, йасна тепе, чмо паралонавае? И ваабше, накрайняк узнай ево асю, и я ним пагаварю как нармальный взрослый людь!»
«Какая разница кто как одевается и кто что слушает?! Все мы люди! только разные, в каждом из нас живет частичка эмо, и прежде чем обсирать, поймите, что эмоции это самое честное, что есть в человеке!!! И я уважаю эмо!»
На следующий день Марика встала рано и решила первым делом покрасить волосы в черный цвет и сделать эмо-прическу. Она мечтала удивить Кирилла. Но вот как сказать об этом матери, пока придумать не могла. Мария Андреевна согласилась только на то, чтобы она подрезала концы волос и слегка осветлила их, придав более золотистый оттенок. И Марика знала, что ни один мастер ее салона, не согласится пойти ей наперекор.
«И что мне делать? — размышляла она, стоя в душе под горячими струями. — Может, как-нибудь убедить?»
Однако она не могла придумать никаких доводов. Пока завтракали, Марика была молчалива. Мария Андреевна поглядывала на нее с удивлением, но ни о чем не расспрашивала. После того, как выпили кофе, Марика сказала, что после занятий в салон не поедет, так как хочет сначала зайти в торговый центр.
— Хорошо, — с недоумением ответила Мария Андреевна. — А чего ты вчера ничего не стала покупать кроме тех смешных маечек? Навряд ли за ночь появилось что-нибудь новенькое, — добавила она и улыбнулась.
— Так, посмотреть, — уклончиво ответила она. — Свитерок один понравился, но вчера что-то долго думала.
— Хорошо, — кивнула Мария Андреевна. — Тогда когда закончишь свои покупки, позвони мне. А я Антонину освобожу к твоему приходу.
— Договорились, — легко согласилась Марика, чмокнула ее в щеку и пошла собираться в лицей.
Занятия закончились в половине второго. Она вышла на улицу и сразу позвонила Кириллу.
— Привет! — торопливо ответил он. — Я сейчас не могу разговаривать. Давай в пять у памятника. Оки?
— В пять? — разочарованно протянула она. Ты ж сказал, что в четыре уже сможешь.
И тут же прикусила язык. Получалось, что она сама напрашивалась на свидание, да еще и показывала, как ей не терпится.
— Солнышко, — ласково сказал Кирилл, и она сразу заулыбалась от счастья. — Мне отцу в гараже помочь нужно. И я сейчас с ним, поэтому неудобно говорить и поэтому раньше не смогу. Оки? Целую твой славный носик! Не опаздывай!
— До встречи! — тихо ответила она и убрала телефон в сумку.
«Так, немедленно переодеваться, — лихорадочно думала Марика, почти бегом устремившись к машине. — Не могу же я пойти в нашей лицейской форме!»
Два года назад новый директор лицея решил одеть воспитанников в форменную одежду. На девочек сшили клетчатые сине-серые юбки, голубые блузки и синие пиджаки. Также они носили аккуратные темно- синие галстучки. Допускалось только менять блузки на белые или светло-серые. В городе лицеистов тут же прозвали «синими воротничками», но так как они редко ходили по улицам в такой одежде, к тому же за всеми приезжали на машинах, и они после занятий сразу отправлялись на Ублёвку, то скоро все забыли это прозвище. И осталось привычное «ублёвские» или «киндер-ублёвцы». Марику обычно отвозил домой или шофер отца на служебной машине, или мать на своей. Мария Андреевна совмещала это со своим обеденным перерывом. Но сегодня Марика поехала вместе с девочкой из параллельного класса и была этому очень рада. Девочка жила через два дома от них. Но Марика попросила довезти ее до ворот своего дома, так как с ума сходила от волнения. Она хотела успеть изменить имидж до назначенного времени. Взбежав по лестнице на второй этаж и по пути крикнув домработнице, что обедать не будет. Марика влетела в свою комнату и начала срывать с себя одежду. Побросав ее на диван, она кинулась в ванную. Едва просушив волосы феном, натянула на себя кофточку в сиренево-черную полоску и синие джинсы. Надев белые кроссовки и черную куртку с капюшоном, отороченным белым песцом, Марика стремительно спустилась по лестнице. Выбежав за ворота, она вдруг осознала, что ей не на чем ехать в город. Но это ее не остановило, и Марика устремилась по улице между особняков. На ее счастье ее догнал джип, в котором ехал 19-летний парень, сын их соседей. Он и довез Марику до центра.
Но она не пошла в салон матери, а пересекла площадь и решительно направилась за клуб «Стрелки» в узкий переулок. Марика знала, что примерно через два квартала находится парикмахерская эконом-класса. Быстро найдя ее, Марика глянула на обшарпанный трехэтажный дом, в котором она располагалась. Из-за угла в этот момент вывернули три парня и, пошатываясь, направились к ней. На вид это были обычные заводские ребята. Они были явно в сильном подпитии. Марика не стала дожидаться их приближения и открыла двери парикмахерской. Запах ей не понравился, но она решительно двинулась в маленький коридор, выкрашенный унылой коричневой краской. На деревянной скамейке, казалось, притащенной сюда из ближайшего сквера, сидела пожилая женщина и читала какой-то потрепанный журнал. Она не обратила на Марику никакого внимания.
— Вы последняя? — все-таки осведомилась та.
— Иди, а я свою парикмахершу жду, — ответила женщина, не отрывая глаз от журнала. — А то тут так «химию» могут сделать, что вообще лысой останешься, — добавила она и перевернула страницу.
Марика на миг замерла. В этот момент дверь распахнулась, и в коридор ввалились давешние пьяные
