— И под каким же солнышком думаешь погреть свои косточки?
— Как всегда — Волга. Рыбалка, лодка, палатка, костер…
— А дочь? Она ведь, кажется, в этом году заканчивает школу?
— Уже закончила.
— И куда же думает дальше?
Каретников, словно оправдываясь, ответил:
— Театральный… С вашей легкой руки, Петр Николаевич, и вашего пророчества. Вы наколдовали девчонке еще в прошлом году, теперь бредит только театральным.
— А что! — оживился Таранов. — Нилу Снежко в «Барабанщице» она сыграла блестяще! Я видел твою дочку в трех спектаклях в нашем Доме культуры, и мое твердое убеждение — талантливая от бога!..
— Брылев вымуштровал… У него полено запоет и затанцует, — попробовал отшутиться Каретников.
— О, нет, батенька, это не муштра! Меня хоть сам Шостакович начинай учить играть на пианино, все равно я дальше «Чижика-пыжика» не пойду. С этим вот, — Таранов ладонью постучал по левой стороне груди, — нужно родиться. А у твоей Светланы то самое, что называют талантом, есть! Я ее заметил давно, когда еще она в спектакле «Залпы Остоженки» сыграла мальчонку, Павлика Андреева, сына кузнеца… что погиб при штурме Кремля. Так что вы ей не мешайте. У нее может получиться не хуже, чем у Путинцева. Вначале было вроде баловства, потом увлекся по-настоящему, а сейчас — поди-ка ты, снимается в кино у самого Кораблинова.
Таранов вытер платком свою потную загорелую шею и энергично пригладил упругой кистью руки жесткие черные волосы. Рядом с русоволосым, синеглазым Дмитрием Каретниковым, потомком чистокровных славян-вятичей, в лице Таранова как-то особенно контрастно проглядывали татаро-монгольские черты.
Таранов подошел к окну, широко распахнул створки и, чему-то улыбнувшись, вернулся к столу.
— Кандидатура твоя уже согласована в парткоме, в дирекции завода, в завкоме. Райком партии тоже поддерживает. — И снова жгучие искорки улыбающихся черных глаз встретились со взглядом Дмитрия Каретникова.
— Выходит, без меня меня женили?
— Дмитрий Петрович, это называется не сватовством и не заочной женитьбой, а высоким доверием. Командировка ответственная, далеко не туристская и не торжественно-праздничная. Сугубо деловая. Люди подбирались с учетом очень многих качеств.
— Каких? Может быть, перечислите? — Дмитрий Каретников, не докурив сигарету, придавил ее в чугунной пепельнице.
— Высокая квалификация — это раз. Второе — безупречность морального облика. И третье — острое чувство ответственности перед теми задачами, которые предстоит решать представительной группе советских специалистов.
— А если конкретно?
— Обо всем расскажут в министерстве. Вас пригласят туда в научно-технический совет.
— Кто едет с нашего завода?
— Ты один.
— Когда нас пригласят для беседы в этот научно-технический совет?
— Через неделю.
— Через неделю?! — Тревожный взгляд Каретникова взметнулся на Таранова. — Так быстро?
— Можешь успокоиться — всем разрешено выехать с женами и малыми детьми.
— У вас есть дети, Петр Николаевич?
— Целых трое. А впрочем, я понимаю тебя, Дмитрий Петрович, но… — Таранов неожиданно на полуслове осекся и не знал, что сказать в ответ, хотя прекрасно понимал, что больше всего в эту минуту волновало Каретникова. — Но ведь не у тебя одного только дети?
— У вас, Петр Николаевич, трое. Вам проще. А у меня она одна. Сдает экзамены в институт. Отъезд наш сейчас будет очень некстати. Честно говоря, когда шел к вам, не предполагал, что огорошите таким предложением.
— Дмитрий Петрович, надо! Не тебе объяснять, что такое слово «надо»!..
Разговор оборвался неожиданно и сразу.
Каретников встал и, бросив на прощание взгляд на фотографию улыбающегося Юрия Гагарина, сказал сухо и определенно:
— Я должен посоветоваться с женой. У нас в семье так заведено.
Зазвонил телефон. Таранов по привычке потянулся к трубке, но тут же, словно раздумав, на полпути остановил руку. Выйдя из-за стола, он вплотную подошел к Дмитрию Каретникову и строго, подчеркнуто официально сказал:
— Завтра жду с ответом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Капитолина Алексеевна Лисагорова, женщина уже в годах, считала, что виновником краха ее несбывшейся мечты стать актрисой был ее супруг Николай Васильевич Лисагоров, генерал-майор авиации. В тридцать втором году бравый военный летчик Лисагоров женился на Капитолине, студентке театрального училища. А когда женился, то стал ревновать ее к репетициям, к партнерам, с которыми по ходу действия спектакля Капитолине приходилось и обниматься, и целоваться.
Получив назначение на Дальний Восток, он уговорил поехать с ним и Капитолину, обещая ей, что через год-два они непременно вернутся в Москву и он восстановит ее в театральном училище.
Но через год Лисагоровы в Москву не вернулись. Не вернулись и через два, и через три года. Служба на Дальнем Востоке у Николая Васильевича затянулась на десять лет. Капитолина Алексеевна успела родить трех сыновей, которые теперь уже женились и сами имели детей.
Однако мысль о том, что в ней загублен большой артистический талант, ее никогда не покидала.
Вот и теперь, взглянув на свою семнадцатилетнюю племянницу Светлану, она вздохнула.
— Да, Светик, если б не Николай Васильевич, я была бы не просто генеральша, домохозяйка, о которых сейчас можно слышать самые скверные анекдоты, а известная актриса Капитолина Алексеевна Лисагорова. Ты только представь себе, Светочка: во всю громадную афишу крупными буквами: Ли-са-го- ро-ва!..
Светлана с детской наивностью, в которой хотела скрыть лукавую усмешку, удивленно вскинула брови.
— Тетенька, ведь ваша девичья фамилия не Лисагорова, а Хлыстикова.
— Это не имеет значения, Дело не в фамилии. Обидно! Мечту срубили на корню…
Капитолина Алексеевна закурила и, стряхивая с папиросы пепел в морскую раковину, отливающую перламутровой синевой, о чем-то задумалась. Что припомнилось ей в эту минуту: молодость ли в туманах радужной неизвестности, когда думаешь, что все самое главное и заветное еще впереди, или что другое затронуло душу этой всегда занятой и вечно куда-то опаздывающей женщины?..
«Такой вот должна быть Кручинина в «Без вины виноватых», когда она вспоминает своего потерянного ребенка…», — подумала Светлана, заметив, как в накрашенных ресницах Капитолины Алексеевны налились две крупные слезы, готовые в каждую секунду скатиться по напудренным щекам.
Светлана восторженно смотрела на тетушку. Она уже пожалела, что так некстати съязвила, вспомнив ее девичью фамилию. Да и к чему? Ведь Светлана самым искренним образом верила в ее незаурядный артистический талант, верила также и в то, что талант этот загублен не кем-нибудь, а ее же дядюшкой, мужем Капитолины Алексеевны, милым и добрым Николаем Васильевичем, который однажды брал ее на охоту и даже давал стрелять из ружья.
— Вы о чем так задумались? — спросила Светлана.
— Если б я была верующая, то завтра с самого раннего утра поехала бы в Елоховскую церковь и на
