— Это ужасно!
— В такую минуту!
— И он считает себя отцом!
Больше всех возмущалась Долинская. Она даже пересела на другое место, чтоб только не быть рядом с таким жестоким отцом.
— Да, я пришел официально отречься от родного сына и, если возможно, то просить опубликовать об этом в газете.
— Это что? Легкий побег от позора, тень которого ляжет и на вас? Так я вас понимаю? — Захаров снова пожалел, что этой резкостью мог обидеть старика полковника.
— Нет, старший лейтенант, вы не так поняли. Это не побег. Это мера воспитания. Моя последняя мера. Не думайте, что я был плохим отцом. Пришел я сюда без перин и гостинцев. — Пальцы рук полковника крупно дрожали. Откашлявшись, он продолжал: — У меня — два сына. Одного, родного, я уже потерял — он ваш подследственный и уголовный преступник. Другой сын — неродной — дома, студент. Я подобрал его в сорок втором году на Волховском фронте, в болотах. Тогда ему было одиннадцать лет. Всю войну он провел со мной — в блиндажах, на лафете, в окопах. Он никогда не опозорит моих седин. В этом я уверен. А этот… родной… — голос полковника осекся, и он замялся, — скажите, старший лейтенант, вы можете исполнить мою просьбу и известить об этом сына? Сам видеть я его больше не хочу.
— Я помогу вам, товарищ полковник. Прошу вас остаться на несколько минут. А вы, граждане, — обратился Захаров к остальным, — вы, кажется, все поняли?
Молча, один за другим, посетители вышли из кабинета.
— Я говорила, что насухую в такие места не ходят. Знаю я этих юристов. Не подмажешь — не поедешь, — шептала в коридоре Долинская Фетисовой.
— Да, но как это сделать? И потом сколько дать? А вдруг… Ведь он ясно предупредил, что за это судят.
— Что-о? Как это сделать? Нужда заставит — сделаешь, и сделаешь не хуже других, — нараспев причитала Долинская.
— Нет, я этого сделать не могу. Это нехорошо. Владимир Сергеевич мне не позволит…
Минут через пятнадцать, когда полковник Дегтев закончил разговор с Захаровым и, припадая на левую ногу, направился к выходу, дверь кабинета открылась и вошел лейтенант Севрюков. В руках он держал какие-то документы.
— Вы уходите, товарищ старший лейтенант?
— У вас срочное? — спросил Захаров.
— Не сказать, чтобы очень. Но вот тут в порядке исключения нужно прописать гражданку. Кое-чего не хватает.
— Оставьте, просмотрю вечером. У меня сегодня торжественный день. Угадайте?
— День рождения?
— Нет.
— Вы выиграли десять тысяч по займу?
— Не угадали.
Лейтенант пожал плечами.
— Сегодня я получаю диплом об окончании университета.
— Ого! Поздравляю!
— Обождите, рано.
Когда Севрюков уже взялся за дверную скобу, Захаров вдруг вспомнил, что профессор Львов уезжает завтра на целый месяц в Ленинград.
— Костя! — окликнул он Севрюкова. — Ты, я вижу, свободен. Очень прошу, не в службу, а в дружбу: возьми машину и поезжай в университет на юрфак. Передай, пожалуйста, этот пакет профессору Львову.
В реферате Захарова подробно излагалось то, с чем не хотел согласиться на государственных экзаменах профессор Львов.
Захарова Севрюков ценил и уважал, а втайне даже старался подражать ему. Эту просьбу он готов был выполнить с большой охотой. К тому же представлялся случай на обратном пути заехать домой и козырнуть перед женой и соседями, что он разъезжает на «Победе».
— Аллюр три креста! — с присвистом сказал Севрюков и, выходя, сделал жест, говорящий о том, что все будет в порядке.
10
Больше часа прошло, как Наташа вышла из отделения милиции. Не находя себе места и не поняв до конца, что случилось, она бесцельно, как будто оглушенная, бродила по Москве. Механически, по старой студенческой привычке она вышла на Моховую улицу. Из окон актового зала университета доносились звуки духового оркестра. Наташа знала, что оркестр в актовом зале играет раз в год — при вручении дипломов с отличием. Неожиданно вспомнился день, когда три года назад и она под торжественные звуки туша шла к большому столу, за которым сидело много почтенных пожилых профессоров. Академик Воеводин, стоявший у отдельного маленького столика, обеими руками пожал ей руку и от души поздравил. Ленчик тогда преподнес ей такой букет цветов, что ни один из встречных на улице не прошел мимо, чтоб не взглянуть на него.
Не раздумывая, Наташа вошла в актовый зал. Под те же звуки торжественного туша тот же самый, только заметно постаревший ректор Воеводин вручал отличникам дипломы и нагрудные знаки. Его мягкая и добрая улыбка каждый раз была новой.
— Захаров Николай Александрович! — назвал председательствующий очередную фамилию.
Наташа вздрогнула и замерла, прильнув к мраморной колонне.
«Что это — слуховая галлюцинация? Расстроенные нервы или просто однофамилец?» И вслед за этим она увидела, как по ковровой дорожке шел Николай. Лицо его было строгое, губы плотно сжаты, шаг четкий.
Наташа прижала руки к груди. В первую секунду ей хотелось подбежать, броситься ему на шею. Она уже рванулась, но что-то остановило ее, и она боязливо попятилась назад, за колонну. Втянув голову в плечи, медленно переступая со ступеньки на ступеньку, Наташа вышла на улицу.
Как ни старались дворники поливать тротуары, в воздухе стояла такая духота, что даже в тени не ощущалось прохлады.
Всю дорогу Наташа шла пешком, а когда добралась до дома, почувствовала себя совсем разбитой.
— Что с тобой? — озабоченно спросила Елена Прохоровна.
— Болит голова. Наверное, от жары.
— Как с пропиской?
— Завтра обещали.
— Может, хочешь есть?
— Нет не хочу. Я немного отдохну. Я так устала…
Наташа сняла босоножки, поправила на диване подушки и легла.
11
Агитпункт избирательного участка размещался в одной из аудиторий юридического факультета.
Трое студентов-агитаторов, стоя, заканчивали стенную газету «Избиратель». Один приклеивал заголовок, другой дорисовывал карикатуру, третий стирал резинкой следы карандаша. Здесь же, рядом, руководитель агитколлектива Туз отчитывал Ларису Былинкину за плохую работу на участке.
— Как тебе не стыдно! За полмесяца ты не побывала у своих избирателей! Тебя не знают на участке! Ты что — ждешь, чтоб поставили вопрос на бюро? Предупреждаю, если за оставшиеся дни…
— Ах, пожалуйста, не угрожайте, я на десять частей разорваться не могу! У меня каждый день репетиции.
— Ну и что? — развел руками Туз.
— А то, что нас хотят послать в Будапешт на фестиваль студенческой молодежи! Я думаю, что подготовка к фестивалю не менее важна, чем встречи с домохозяйками.
— Лариса…
