Ава. Когда она говорит о сыне, голос у нее становится каким-то бесцветным.
Я догадываюсь, что мальчик очень похож на отца, по крайней мере внешне, и это ее тревожит или даже отталкивает, хотя она так и льнет к нему, она бесконечно ему предана, она прямо-таки сердцем к нему присохла.
И еще, возможно, тут есть некий элемент ревности:
ПОЧЕМУ ВЫЖИЛ ТЫ, А НЕ ОНА? Мне не известно, как много знает о той истории сам Джейсон или хотя бы догадывается. Когда он ненадолго появляется здесь, то кажется очень милым парнишкой, совершенно помешанным на всех тех видах спорта, которыми так увлекаются сейчас молодые люди; по- моему, им просто хочется хотя бы что-то делать как следует, а этот спорт непременно требует полной отдачи.
Мы с Авой каждый раз снова и снова договариваемся о том, что именно она должна делать, пока я живу в этом домике. Она утверждает, что если не будет пылесосить мое жилище дважды в неделю и каждый день выносить мусор, то 'ей попадет от мистера Шото'. Сомневаюсь, что ей действительно попадет, но в конце концов у нее на редкость совестливое отношение к работе, и с этим приходится считаться. Так что она по крайней мере заглядывает ко мне каждый день и спрашивает, не нужно ли у меня убрать или что-нибудь мне принести. И почти всегда соглашается выпить со мной чашечку чайку. Ей нравится 'Earl Grey'.
На нее можно положиться. Я как-то сказал Деб за завтраком: ты даже не представляешь, как нам повезло.
Бриннези вынуждены нанимать кого придется, каких-то студенток, которые даже постель как следует застелить не умеют и учиться этому не желают, или индейцев, которые и нормального языка-то не знают, а потом вдруг исчезают, как только их чуть-чуть чему-нибудь обучишь. Да и правда, кому интересно комнаты в мотеле убирать? Только тем, кому образования или самоуважения не хватает, чтобы подыскать что- нибудь получше. Ава бы тоже тут не задержалась, если бы я обращался с ней так, как Бриннези — со своими служанками.
Но я сразу понял, что с этой женщиной нам повезло.
Она и убирать умеет, и работать будет, если ей к минимальной ставке хоть доллар лишний прибавишь. Так почему бы мне к ней и не относиться с должным уважением? После четырех-то лет? Если она хочет убирать один домик в семь утра, а другой в четыре дня — это ее личное дело. Она такие вопросы сама решает с постояльцами. Я не вмешиваюсь. И я ее никогда не подгоняю. 'И отстань ты от Авы, Деб, — сказал я сегодня утром жене. — Она надежная, честная, она у нас надолго — у нее мальчишка здесь в старших классах учится.
Чего тебе еще надо? Говорю тебе, она с меня половину нагрузки снимает!'
'Так ты считаешь, что я обязана за ней бегать и за каждым ее шагом присматривать?' — разозлилась вдруг Деб. Господи, иногда Деб меня просто из себя выводит!
Ну, вот зачем она это, например, сказала? Я ведь ни в чем ее не обвинял, ничего от нее не требовал.
'За ней вообще не надо присматривать', — сказал я.
'Это только тебе так кажется!' — хмыкнула Деб.
'Да? Тогда скажи, что она сделала не так?'
'Сделала? Да ничего. Если ничего не делаешь, то ничего не так сделать и не можешь!'
И что на нее находит? Не может же она ревновать…
Нет, только не к Аве! Ава, конечно, выглядит неплохо, и все, как говорится, при ней, но какого черта! На Аву и посмотреть-то как-нибудь игриво нельзя: не получится;
Да и сама она этого никому не позволяет. Вот некоторые женщины запросто мужиков подманивают — точно какой-то сигнал тебе подадут, и все. Но насчет Авы у меня даже и мыслей подобных не возникало. Неужели Деб этого не видит? Так что же, черт побери, она сейчас-то против Авы имеет? Мне всегда казалось, что она ею вполне довольна.
'Подлая она! — и больше ничего о ней Деб говорить не желает. — Змея подколодная!'
'Да ладно тебе, Деб, — пытаюсь я ее успокоить. — Она просто тихая очень. Ну, может, не слишком умная, не знаю. Она не больно-то разговорчивая. Некоторые, знаешь, бывают неразговорчивыми…'
'Вот-вот. А мне бы хотелось, чтобы моя служанка была способна больше двух слов за день сказать! Сидишь тут, в лесу, одна…'
'Вообще-то, по-моему, ты почти весь день в городе проводишь', — сказал я, совершенно не имея намерения ни в чем ее упрекать. Просто это действительно так.
И почему бы ей, собственно, не проводить время в городе? Я этот мотель купил не для того, чтобы свою жену непосильной работой замучить или намертво ее к хозяйству привязать. Я тут сам всем заправляю, сам все дела веду, Ава Эванс в домиках убирает, и Деб вольна делать все, что захочет. Так, в общем, и было задумано.
Но ей, похоже, этого не достаточно. Или она мне не верит? А может, и еще что? 'Интересно, — спросила она вдруг, — а вот если бы ты мне что-нибудь по хозяйству поручил, ты бы МЕНЯ надежной назвал? Сказал бы, что на меня можно положиться?' Это же просто кошмар какой-то! Ну, что ж она сама себя унижает-то! Жаль, я не знаю, как этому воспрепятствовать.
Это все демон мне в уши твердит. Кен и не знает, что у меня внутри демон. Да и как ему об этом скажешь?
А если я Кену все расскажу, демон меня изнутри убьет.
Но эту женщину, Аву, демон хорошо знает! Выглядит-то она такой доброй тихоней — 'да, миссис Шото, конечно, миссис Шото', — не ходит, а крадется, как кошка, со своими ведрами, тряпками, метелками и мусорными корзинками. Скрывается она, это точно. Я сразу вижу, когда женщина от кого-то скрывается. И мой демон тоже это знает. Меня он нашел. И ее найдет.
Можно и не надеяться спастись от него, убежать, спрятаться. Я-то сперва думала, что надо бы мне ей это сказать. Предупредить. Потому что, когда демон в тебе поселяется, его оттуда уже ничем не прогонишь. Это — как вечная беременность.
У нее-то есть этот мальчишка, сын, так что с ней это, должно быть, случилось уже после его рождения, и скорее всего виноват был ее муж.
Я бы ни за что не вышла за Кена, если б знала, что во мне демон сидит. Но он, проклятый, подал голос только в прошлом году. У меня тогда киста обнаружилась, несколько опухолей сразу, и врач решил, что это рак.
А я догадалась: эти опухоли в меня давно вложили. И потом, когда оказалось, что опухоли доброкачественные, а Кен после операции был так счастлив, во мне что-то начало двигаться — в том самом месте, где была киста, и демон начал говорить мне всякие гадости, а теперь он еще и моим голосом разные вещи вслух говорит. Кен знает, что во мне что-то сидит, но не знает только, как оно туда попало. Кен вообще очень много всего знает; он, например, знает, как нужно жить, и живет ради меня. В нем — вся моя жизнь, а я даже поговорить с ним не могу! Я не могу буквально ни слова сказать, потому что эта дрянь тут же завладевает моим собственным языком и начинает моими устами говорить всякие гадости! Кена это очень огорчает, а я не знаю, что же мне делать. И Кен каждый раз уходит тяжелой походкой, такой печальный, и углы рта у него опущены. И снова возвращается к работе. Он все время работает, но почему- то толстеет. Ему бы не нужно есть так много жирного, в такой еде слишком много холестерина. Но он говорит, что у него потребность в жирной пище, что он всегда так ел. И с этим я тоже не знаю что делать.
Мне просто необходимо с кем-то поговорить, посоветоваться. Демон с женщинами не разговаривает, значит, я-то могу! Мне бы очень хотелось поговорить с миссис Мак-Эн. Но она слишком высокомерная. Все преподаватели университета — жуткие снобы! К тому же миссис Мак-Эн ужасно быстро говорит и при этом еще бровями двигает. Да ее только такая же, как она сама, и поймет! А она скорее всего подумает, что я просто сумасшедшая. Только я не сумасшедшая! Это во мне демон сидит. И не сама я его туда впустила!
Еще я могла бы поговорить с той девушкой, что живет в домике с остроконечной крышей. Но она
