Роупер задремал, за компанию задремал и Джонатан, прислушиваясь к щебету компьютеров Макдэнби на фоне рева двигателей. Он проснулся, когда Мэг принесла шампанского и бутербродов с копченой семгой, они еще говорили, смеялись, дремали. Он проснулся снова и увидел, что самолет делает круги над по- голландски игрушечным городом, окутанным белым туманом. В тумане время от времени мелькали вспышки, напоминавшие разряды артиллерийских орудий, – это в трубах Виллемстадского нефтеперерабатывающего завода сгорал избыточный газ.
– Я возьму твой паспорт, если не возражаешь, Томми, – тихо сказал Фриски, когда они шли по мерцающей взлетной полосе. – На время, идет? Как у тебя с наличными?
– У меня их нет, – признался Джонатан.
– Тогда хорошо. Значит, не о чем беспокоиться. Только кредитные карточки, которые дал тебе Корки, они, знаешь ли, больше для видимости, Томми. При их помощи нельзя получить слишком много удовольствия, понимаешь, что я имею в виду?
Роупер уже проскользнул через таможню и здоровался за руку с теми, кто уважал его. Рук сидел на оранжевой скамейке, читая «Файнэншл таймс» в очках в роговой оправе, которые надевал только для дали. Команда девушек-миссионерок, возглавляемая одноногим человеком, пела «Иисусе, Ты отрада» детскими голосами. Увидев Рука, Джонатан почти спустился с облаков на землю.
Их гостиница находилась на окраине города и представляла собой группку развернувшихся подковой краснокрыших домов с двумя пляжами и рестораном, откуда открывался вид на неспокойное ветреное море. В центральном – самом горделивом доме в анфиладе просторных комнат на верхнем этаже устроилась компания Роупера. Апартаменты шефа – с одной стороны, и Дерека С. Томаса, управляющего, – с другой. В гостиной у Джонатана был балкон со столом и стульями, а на кровати в спальне могли бы улечься четыре человека, только подушки не пахли древесным дымом. На столе его ждала бутылка шампанского, как у Майстера – к приезду дорогих гостей, и гроздь зеленого винограда, который уписывал Фриски, пока Джонатан располагался. В номере был еще и телефон – и не зарыт глубоко под землей! – зазвонивший, едва Джонатан распаковал вещи. Фриски наблюдал за ним, когда он поднял трубку.
Это был Рук – он хотел говорить с Томасом.
– Томас слушает, – сказал Джонатан голосом идеального управляющего.
– Сообщение от Мэнди, она уже в пути.
– Не знаю никакой Мэнди. Кто это?
Пауза. Рук на другом конце разыгрывает растерянность.
– Это мистер
– Нет. Это Дерек. Другой Томас.
– Извините, тот, должно быть, в двадцать втором.
Джонатан повесил трубку и пробормотал «идиот». Принял душ, оделся и вернулся в гостиную, где нашел Фриски, ссутулившегося в кресле над очередным порнографическим журналом. Он позвонил в двадцать второй номер и услышал «алло», сказанное голосом Рука.
– Это мистер Томас из 319-го. Будьте добры, у меня надо забрать кое-что в стирку. Я оставлю за дверью.
– Сию же минуту, – сказал Рук.
Он пошел в ванную, вытащил пачку исписанных листков, запрятанную за трубами, завернул их в грязную рубашку, положил рубашку в полиэтиленовый пакет для прачки, бросил туда же носки, носовой платок и трусы, написал список вещей, положил его в пакет и повесил пакет на ручку двери с наружной стороны. Закрывая дверь, он заметил спешащую по коридору Милли из лондонской команды Рука, в строгом хлопковом платье и щеголяющую значком с надписью «Милдред».
Шеф велел убивать время, пока не будет дальнейших приказов, сообщил Фриски.
И, к восторгу Джонатана, они убивали время. Фриски вооружился радиотелефоном, а Тэбби угрюмо торчал у него за спиной для усиления убийственного эффекта. Но Джонатан, несмотря на все тревоги, впервые за свою начавшуюся в Ланионе одиссею чувствовал облегчение. Невероятная красота старых построек наполняла его радостной ностальгией. Плавучий рынок и плавучий мост по-настоящему очаровали его. Подобно узнику, выпущенному из тюрьмы, он влюбленно глядел на шумные толпы загорелых туристов и восхищенно слушал аборигенское «папьяменто», мешающееся со всполошным голландским говором. Он опять был среди настоящих людей. Людей, смеющихся и глазеющих, покупающих и толкающихся и жующих сладкие булочки на улице. И ничего, абсолютно ничего не знающих о том, чем он занимается.
Один раз он углядел Рука и Милли, пивших кофе в одном из уличных ресторанчиков, и в порыве легкомыслия чуть не подмигнул им. В другой раз узнал человека по имени Джек показавшего ему еще в Лондоне, в Лиссон-Гроув, как использовать копировальную бумагу для тайнописи. Джек, как у тебя дела? Он оглянулся и не увидел ни Фриски, ни Тэбби: их место в его воображении заняла Джед с развевающимися на ветру каштановыми волосами.
«Я не понимаю, Томас. Разве человека любят за то, чем он занимается? Со мной такого не бывает».
«Что, если он грабит банки?»
«Все грабят банки. Банки грабят всех».
«Что, если он убил твою сестру?»
«Томас, ради Бога».
«Зови меня просто Джонатан», – сказал он.
«Почему?»
«Это мое имя. Джонатан Пайн».
«Джонатан, – повторила Джед. – Джонатан. О черт! Как будто на спортплощадке тебе опять велят
