в следующий раз привезу, и та нам голого лебедя под СенСанса тут станцует как миленькая.
И Игорь вдруг поверил. Поверил и представил себе, что за миллион, или за пять миллионов, или за десять — за сумму, которая для Махновского при его теперешних денежных потоках будет совершенно незначительной, любая прима Большого театра сможет…
Он вдруг вспомнил ту новеллу австрийского писателя, что в детстве произвела на него сильнейшее впечатление, не столько возбудив юное сексуальное воображение, сколько поколебав веру в чистоту красоты, изначально присущую невинному детскому сознанию. Там рассказывалось о порядочной, благопристойной, интеллигентной молодой женщине. С мужем она была приглашена на вечеринку к одному богатому и холостому австрийцу. И вот за игрой в карты, когда муж этой дамы сильно проигрался, хозяин дома вдруг изъявил желание увидеть обнаженную грудь благопристойной женщины. И за одно мгновение такого стриптиза предложил огромную по тем временам сумму. И женщина расстегнула блузку.
– Не веришь? — спросил пьяный Махновский.
– Верю, — ответил Игорь, — вееерю в тебя… — И пьяно запел старую песню из старого кино про войну на свой лад: — Верю в тебя, в дорогую подругу мою, эта вера, б…, от пули меня, от снайперской пули киллера спасалааа…
И вдруг, прекратив петь, сказал твердо, глядя Махновскому в глаза:
– Не трогай, б…, нашего Мариинского театра, а то в морду, а то в морду дам за балет, ведь должно же быть чтото святое!
– И я в тебя верю, — миролюбиво улыбнулся Махновский, — потому как ты же у нас вроде как дурак, хоть и банкир, ты же к психотерапевтам после секса бегаешь…
– Вотвот, а ты и не искушай, черт! Ты же ведь черт? Я же тебя раскусил, — хитро прищурился Игорь.
– Да ладно тебе, — отмахнулся Махновский, — гляди лучше, какие декольте! Хочешь вон ту сисястенькую?
До зала с Иваном Грозным никто из гостей добраться уже не смог. К шести утра в павильоне Версаля творилась полная чума. Ноздри гостей пылали, переполненные дармовым кокаином, а желудки уже давно не принимали ни виски, ни текилы, ни шампанского…
Полуголые музыканты в напудренных париках наяривали на скрипках то «Семь-сорок», то «Smoke on the water». По-разному раздетые гости танцевали в обнимку с девушками в одних корсетах из китового уса на холеных телах московской среднерусской породы.
– Завтра я в Швейцарию на конгресс улетаю, — сказал Махновский. — Ты тут еще повеселись, а я баиньки.
Кто веселился, а кто и работал. Предстояло великое действо: объединить два супершоу современности в одно. Пускай на один только раз, но в какое…
Шоу Зарайского и его Ирмы Вальберс на один раз соединить с «Русским свадебным марафоном» Дюрыгина.
Пока задача была поставлена так, чтобы объединить на один раз, но этот один раз должен был прозвучать и отдаться эхом. Да таким эхом, чтобы народ, тот, что жует макароны перед своими телевизорами, позабыл бы и о фигурном катании, и о боксе, и о цирке со звездами…
Не всякий раз увидишь такое шоу, где разбираться будут не подставные якобы родственники и соперники, как на прочих уже надоевших шоу, а самые настоящие соперникисоперницы, да еще и звезды первой останкинской величины.
Так что Зарайский работал вовсю. И Розочка, что теперь неотступно везде следовала везде за ним, была самым лучшим стимулятором его креативной деятельности.
Розочка, хоть с виду и простая татарочка из Бугульмы, а остроумия гдето набралась, нахваталась. Даром что работала на Джона, с большими и важными людьми общалась. Это она, лаская напряженные Мотины чресла и иногда отрываясь от них, жарко говорила: «Стимулирую твой мозг, милый мой Мотя… — И с деланной наивностью, снизу вверх глядя на своего возлюбленного, поясняла свою гениальную догадку: — Ведь и головка, и голова — это почти одно и то же?»
И стимуляции головки не прошли даром. Зарайский сыпал перед шефом новыми идеями, будто это не Дюрыгин был у них на телеканале главным генератором креатива, а он — душка Мотя.
– Миша, серийное тиражирование похожих шоу со временем приедается, — говорил Зарайский, сидя в кабинете главного.
…Зарайский отлично выглядел. Загорелый, окрепший, он даже както похорошему огрубел за месяцы, проведенные на корабле.
– Тебе теперь бы бородка под морского волка пошла, — пошутил Дюрыгин, встретив его в предбаннике кабинета главного у вечно вожделенной секретарши Оленьки, — можешь работать теперь под мачо, тебе пойдет.
Понятное дело, теперь пришла и настала очередь Дюрыгину бояться и ревновать: маятник любви главного качнулся теперь в другую сторону. Полгода назад Дюрыгин Зарайского подсидел, а теперь Зарайского Миша гораздо чаще принимает у себя в кабинете, так что трепещи, Дюрыгин, еще не известно, чья в конце концов возьмет!
– …Ну, так и что предлагаешь, Мотя? — спросил главный. — Ясен пень, что одна программа, даже самая хорошая, рано или поздно приедается.
– За редким исключением, — уточнил Мотя, — вот к примеру КВН…
– Ну, у нас с Дюрыгиным не КВН, а РСМ, то есть «Русский свадебный марафон», — уточнил главный, — и шоу хоть только вот с первого сентября началось, рейтинги хорошие, но мы должны смотреть на перспективу.
– Вот я и говорю, — важно откинувшись в казенном итальянском кресле, продолжил Мотя, — в череде программ нового шоу надо устраивать усиливающие внимание зрителя ударные программы.
– Например? — внимательно глядя на Мотю, спросил главный.
– Например, свадьба со скандалом.
– Типа драку заказывали? — усмехнулся шеф.
– Типа этого, — согласно кивнул Зарайский, — только здесь надо очень тонко, тоньше, чем отрепетированные скандалы Ван Дамма со Сталлоне на красной дорожке в Голливуде.
– Да, но ведь у нас по теперешней канве каждая свадьба в каждом шоу у Дюрыгина с Агашей — это свадьба звезд?..
– Вот-вот, а сладкое, по статистике, как раз быстрее всего и приедается, — подняв палец к потолку, назидательно сказал Зарайский.
– Ну, и что предлагаешь? — спросил главный.
– А я предлагаю на один раз объединить наши шоу — дюрыгинское и мое, — уверенно сказал Мотя. — И я там тебе обещаю такой выстрел, что все эти австрийские телешоу с больными почечными пациентами и одним донором со здоровой почкой покажутся детским лепетом. О нас не только вся Европа говорить будет, но вся Америка и вся Япония.
– Ну рассказывай, — не скрывая заинтригованности, сказал главный.
Он встал изза стола и подсел ближе к Моте.
– Мы возьмем и объединим наши шоу для съемок одной свадьбы, а именно свадьбы Дюрыгина…
– Что? — недоуменно вздрогнул шеф.
– Я сказал, что нам нужна свадьба Дюрыгина и Фроловой, — спокойно ответил Зарайский. — Потому что только свадьба, где сам продюсер и главная ведущая будут задействованы как жених и невеста, только такая свадьба в свадебном марафоне на ТВ сможет дать повод для того, чтобы ведущими на одну программу стали мы с Ирмой.
– Это дело, — восхищенно сказал главный, — ты сам придумал?
– Сам, — не без гордости ответил Зарайский.
– Может, мне половину сотрудников в море кочегарами отправить, чтобы лучше думали? — спросил шеф.
– Тебе лучше знать, что с сотрудниками делать, а я специалист по креативу.
