— Вероятно, — Лиза недоумевала.
— Третьего дня случилось приобрести любопытные бумаги… Был в книжной лавке, увлекся, и букинист, к слову, редкостный шельмец, всучил мне их вместе с другой книгой. Позже я понял, что поторопился с покупкой, но вспомнил о вас.
— Вспомнили про Николая Степановича? Тогда вам стоит его дождаться, если никуда не спешите.
— Если позволите, я подожду.
Лиза предложила Панину сесть, но тот принялся расхаживать по комнате, разглядывая обстановку. Удовлетворив любопытство, он подошел к картине и замер.
Лиза вернулась к работе. Впрочем, пальцы ее отчего-то втыкали иголку неровно, дрожали и под конец полностью отказались подчиняться хозяйке. Чувствуя, что дрожь не унять, Лиза бросила занятие и сложила руки на коленях. Она начала исподтишка наблюдать за Митей, который все это время стоял к ней спиной.
То, что видела Лиза, вгоняло ее в краску: прекрасное телосложение, высокий рост и плечи…
Жаркая волна притекала к щекам, заставляла пылать уши. Грудь вздымалась все чаще, а лоб покрылся испариной.
Казалось, Митя всецело поглощен увиденным. Портрет, который изображал Вересова на фоне Исаакия, был и вправду хорош. Лиза его любила и часто сама разглядывала детали. Но Митя вскоре охладел к портрету и начал поглядывать в сторону безмолвствующей женщины.
Французская речь вывела Лизу из оцепенения — Митя обращался к ней тихо, искусно подбирая слова:
— Никто раньше не намекал на ваше сходство с лесной нимфой?
Лиза робела, не смея поднять глаз. Заручившись молчанием, Панин продолжал:
— Вы очень красивы, Лиза. Нежны и белокуры, как нимфа с картин Ботичелли. В свете мало найдется красавиц, подобных вам.
Помолчав, он добавил уже по-русски и с большим чувством:
— Художественный изгиб вашей шеи, сударыня, способен навеять множество романтических идей. И не только человеку с творческим складом ума. Эта чудесная линия, протянувшаяся от юного подбородка и до… — здесь Панин осекся, не находя слов, — эта линия, нарисованная Создателем, заставляет увериться в его гениальности.
Лиза бросила прямой взгляд на Панина, но не удержала его, осознав, что щеки пылают все больше. Дмитрий отступил в глубину комнаты, подошел к Лизе сзади и чуть наклонился вперед. Лиза замерла, чувствуя, как сердце готово вырваться.
— Ради всего святого, не смущайте меня… — трепетала она, чувствуя его дыхание у себя на шее.
Но Панин, казалось, не слышал ничего. Он касался ее волос и порывисто шептал:
— Когда я смотрю на вас сзади, сударыня, поражаюсь округлости плеч, чувственности этих локонов на затылке.
— Вы забываетесь, — воскликнула Лиза, вставая. — Такие слова непозволительно говорить даже девушке на выданье, а я — замужняя женщина!
Она смерила его презрительным взглядом. Гнев скрыл смущение, и Лизу это обрадовало. Чего доброго, Панин подумал бы, что она готова ответить на чувства.
— Сударь, я удаляюсь. Если угодно, подождите супруга в одиночестве.
Она направилась прочь из комнаты, но Дмитрий Петрович решительно преградил ей путь к отступлению.
— Неужели, Елизавета Павловна, — снова переходя на французский, выпалил он, — вы покинете меня, не простившись?
Разгневанная «нимфа» выразительно ухмыльнулась, всем видом показывая, что Панин перешел грани приличия. Она не собиралась больше поддерживать разговор.
— Прощайте, сударь!
Не дав Лизе опомниться, он решительно завладел ее рукой и легонько прикоснулся губами к пальцам:
— Всего один знак внимания, и я удаляюсь…
Лиза закрыла глаза и впала в беспамятство. Пульс колотился в висках, точно ударяли в бубен. Голова склонялась на мужскую грудь, подкашивались ноги. Ее обнимали за плечи, ее покрывали поцелуями…
Митин голос послышался совсем близко:
— Подари мне ответный поцелуй, Лиза!
Лиза теперь желала сопротивляться, но вместо этого не сделала ни единого движения. Она только беззвучно шелестела губами:
— Что вы делаете…
Дмитрий Петрович прильнул к ее пылающим губам, наслаждаясь долгим взаимным поцелуем. В эти мгновения Лиза словно провалилась под лед, и все вокруг стерлось из памяти, осталось лишь ощущение падения в бездну.
Сколько длилось падение, Лиза не знала. Несколько мгновений, минуты, часы? Наконец она открыла глаза, ощущая сладкую истому. Рядом никого не было. Нежный человек, только что с пылом обнимавший ее, исчез. Порыв, и Лиза уже готова броситься за ним вслед…
Что с ней? Как она позволила другому целовать себя? Как могла забыть о супружеской верности, о чести женщины? Лиза попыталась найти в своем сердце крупицы стыда, но не находила их. Все ее существо наполнилось мягкой обволакивающей негой, жаждало новых поцелуев и объятий.
Лиза встретилась взглядом с портретом мужа и впала в оцепенение. Николай Степанович теперь смотрел на нее грозно, а не с любовью, как раньше. Лицо супруга покрылось морщинами, одряхлело. Портрет мгновенно состарился и принял угрожающий вид. Сейчас Вересов казался Лизе жестким, беспощадным судьей, готовым лишить супругу радостей жизни. Она впервые боялась Вересова до дрожи в коленках.
Лиза рухнула на пол. Мысли путались. Оцепенение, надолго сковавшее ее, не позволяло шевелиться.
Неужели она… полюбила? Любовь все объясняет: и странное волнение в присутствии Панина, и горячее тепло, разливающееся по телу, и дрожь от случайной близости Мити. Но как она позволила себе полюбить? Разве возможно такое? Она замужем и любит мужа…
Или… она больше не любит Николеньку? Ведь невозможно одновременно любить двух мужчин? Сбитая с толку, Лиза все больше запутывалась в рассуждениях.
Понимая, что в комнату может войти кто угодно, Лиза встала и вернулась к шитью. Заставила себя успокоиться. Нужно заканчивать штопку, халат требовала прачка для стирки.
Закончив рукоделие, она в первый раз за долгое время отправилась сама погулять с детьми, а, вернувшись, занялась на кухне с кухаркой.
Вечером, с поцелуями встретив в прихожей мужа, Лиза сообщила:
— Заходил господин Панин. Ты помнишь его по декабрьскому вечеру? Тогда ты злился, что он меня провожал…
— Панин? Ах, ангаже Аннушки! Но зачем я ему понадобился? — Вересов снял шинель и бросил ее на руки Любаше. — Что за вздор, мы едва знакомы!
— Он приносил бумаги, думал показать их. Наверное, они важны для тебя.
— Бумаги? Какие бумаги от него мне интересны, позволь спросить? — Николай Степанович начинал злиться, проходя в комнаты.
— Кажется, это были старинные копии чертежей купола собора святого Петра.
— Чертежи купола? Интересно, — Вересов внимательно посмотрел на Лизу, — откуда у Панина эти бумаги?
— Он по случаю приобрел их у букиниста.
— Разве Панин имеет отношение к архитектуре? — продолжал допытываться Вересов.
— Отнюдь. Он в отставке.
— Тогда зачем держать на руках чертежи, в которых он не разбирается?
Лиза задала себе тот же вопрос. Она не подумала о странности ситуации и только сейчас начала
