Прикончим его — и делу конец.
Урсула вскочила со скамьи, заслонила собой Антонио.
— Он ни в чем не виноват! — закричала она. — Святая дева Мария, сжалься над нами!.. Сеньоры, мы бедные люди, мы никому не причинили зла.
— А ну, отойди, старая калоша! — Чернобородый грубо оттолкнул женщину, а тот, другой, начал снимать свой карабин.
Антонио потянулся руками к ружью, но было видно, что он уже не успеет ничего сделать: чернобородый взял карабин на изготовку и приготовился стрелять.
Эстрелья опередила его. Выйдя из-за перегородки, она подняла руку с пистолетом и выстрелила. Движения ее были неторопливы, словно заранее рассчитаны и обдуманы. В тот миг, когда чернобородый, уронив карабин и будто переломившись надвое, падал на пол, его приятель обернулся к Эстрелье и крикнул:
— Ах ты сволочь!
Он никак не мог снять свой карабин, а Эстрелья, отступив от него на шаг, сказала:
— Подними руки!
— Подними руки! — повторил за ней и Антонио, успевший схватить карабин чернобородого и направить его в голову фалангиста.
Тот оторопело, с побелевшим от страха лицом и с поднятыми вверх руками, медленно начал отступать к двери, а Антонио так же медленно, шаг за шагом, шел вслед за ним, ни на секунду не сводя с него глаз. Так они спустились по ступенькам крыльца, и Антонио продолжал теснить фашиста к обрыву, где перекатываясь на замшелых валунах, шумел Гвадалквивир.
И там мельник Антонио Вальдивия, за всю свою жизнь не причинивший зла ни одному человеку на свете, всю жизнь воздевавший руки к небу, испрашивая у него мира и покоя не только для себя, но и для всего человечества, совершил убийство.
Потом не торопясь оттащил труп далеко в сторону, основательно, как все, что он каждодневно делал, завалил его камнями и вернулся в дом за другим.
Когда все было кончено, Урсула сказала:
— Надо помолиться.
Антонио посмотрел на нее и спокойно ответил:
— Мы не совершили никакого греха. Мы защищали свою жизнь.
Тогда Урсула сказала:
— Эстрелье надо подкрепиться на дорогу. Сейчас я приготовлю.
— Ты уходишь, Эстрелья? — спросил мельник.
— Да, дядя Антонио. Я уйду. Там я буду нужнее.
— Где — там? В Малаге? — Тебе лучше добраться до Барселоны. Есть в Барселоне человек, которого я когда-то прятал на своей мельнице от полицейских ищеек. Педро Мачо. Это — настоящий человек…
Павлито ворчал:
— Мы с тобой кто, Денисио? Истребители?.. Черта лысого! Мы с тобой рядовые извозчики, вот кто мы такие. А этот Риос Амайа мягко стелет, да что-то жестковато спать. Вы, говорит, советские летчики — ударный отряд нашей авиации. И сам же сажает нас на тачку времен Рамзеса, чтобы мы перетаскивали какие-то паршивые грузы. Вива Испания!
«Драгон», который давно надо было отправить на кладбище, обливался маслом, как слезами. И тарахтел, точно старая русская полуторка. Из каждой щели в кабину со свистом врывался ветер, пронизывал до самых костей.
А внизу плескалось море, горячий песок исходил зноем, на легком ветру шумели оливковые, мандариновые и апельсиновые рощи. И казалось, даже сюда, на высоту трех с половиной тысяч метров, доходил запах созревших плодов. Павлито ворчал:
— А я-то, дурак, думал, что приехал в Испанию драться с фашистами. Вдалбливал в свои мозги: «Ты, Павел Дубровин, отправляешься на передний край борьбы с самыми темными силами человечества! Не посрами чести советского летчика и, если понадобится, отдай свою кровь до последней капли, погибни, но останься настоящим человеком!» Со смеху помереть можно: вместо драки с фашистами возить запчасти на древней, как мир, колымаге… Вива Испания!
— О чем он говорит? — стараясь перекричать гул моторов, спросила, наклоняясь к самому уху Денисио, Эстрелья.
— Он говорит, что очень благодарен майору Риосу Амайе за оказанное ему, Павлито, доверие. Говорит, что ему по душе эта работка — летать, рискуя жизнью, на первоклассном самолете. Он в таком восторге, что все время повторяет: «Да здравствует Испания!»
— Этот «драгон» — самолет первого класса?
— Высшего!
Ворчал и Вальехо:
— Какого дьявола Амайа пугал нас страшными сказками? Где «фиаты»? Где хоть один фашист? Наверное, и война уже кончилась, иначе мы встретили бы кого-нибудь из этих ублюдков!
— Что говорит механик? — спросил Павлито у Денисио.
— Он говорит, что нам везет. Летим, летим, а все пока тихо и спокойно. И Вальехо в душе молит бога, чтоб так продолжалось и дальше. Он боится не только за свою жизнь, но и за твою, потому что успел тебя полюбить.
Вот так, будто и действительно не было никакой войны, они добрались до Картахены и сели на аэродроме Эль Кармоли.
Не успел Денисио зарулить на стоянку, как их машину окружили десятки летчиков, с любопытством разглядывая «драгон», показывая на него пальцами и смеясь. Видимо, «драгон» был для них диковинкой, прилетевшей чуть ли не с другой планеты. Не стесняясь, они потешались над этой «реликвией», а Павлито, готовый провалиться сквозь землю от стыда, громко чертыхался. Потом, когда механик выключил моторы, он попросил Денисио:
— Научи, как обложить эту братию по-испански. И чтоб получилось покрепче. Слышишь, хихикают, идиоты!
— Я ведь изучал литературный язык, — засмеялся Денисио.
— Ни черта ты тогда не изучил, если не знаешь простых вещей.
Они вылезли из машины, Павлито с независимым видом обошел вокруг «драгона», любовно, точно это была его лошадь, похлопывая ладонью по фюзеляжу.
Теперь притихшие летчики, только что потешавшиеся над машиной, с таким же нетерпеливым любопытством смотрели на ее экипаж.
Павлито, не выдержав, крикнул:
— Чего рты поразевали? Не видели настоящего бомбардировщика?!
И вдруг услышал:
— Братцы, да это же наши, славяне! А мы-то думали…
— Ах дьяволы! — Павлито оторопело смотрел на загорелые русские лица и, от избытка чувств не находя других слов, повторял: — Ах дьяволы!
И только теперь они с Денисио увидели замаскированные советские истребители И-16. В сравнении с «драгоном» эти машины, с их мощными моторами, с плавными обтекаемыми линиями, с какой-то даже грациозностью, казались чудом, о котором может мечтать человек. Они смотрели на них зачарованными глазами и будто заново переживали те ощущения, которые испытывали, поднимаясь в воздух на «ишачках», как они у себя на Родине, ласково называли свои истребители.
Начали знакомиться. Здесь, оказывается, были Мигели, Антонио, Хуаны, Педро и ни одного русского имени, но все к этому уже привыкли, как привыкли и к тому, что в русскую речь часто врывались испанские слова, произносимые с явным удовольствием.
Эстрелья сразу же уехала в Картахену, Вальехо сказал, что ему надо покопаться в моторе, а Денисио и Павлито летчики увезли в замок Ла Торре дель Негро, где они сейчас жили. Много веков назад этот замок был выстроен маврами, и все здесь было сделано в арабском стиле: широкие, похожие друг на друга
