и врагу не пожелаешь…
Глава вторая
Он действительно был белый, как лунь. Густая белая грива делала его голову похожей на благородную голову льва, и никому не верилось, что когда-то в его волосах не было ни одной сединки.
Он и сам смотрел иногда на свою фотографию, запечатлевшую его перед самой войной и удивлялся: «Ты ли это, Костя?»
…Все произошло в самом начале войны. Командир недавно сформированного в тылу полка накануне получения приказа о движении на фронт тяжело заболел, и полковнику Константину Константиновичу Строгову, находящемуся в это время в Министерстве обороны в Москве, было предложено срочно вылететь к месту расположения этого полка неподалеку от Уфы и принять над ним командование.
В Уфе, в аэропорту, Строгова встретил начальник штаба полка и, как-то, уж очень угодливо, расшаркавшись, представился:
— Майор Гуляев Михаил Михайлович. — Не оборачиваясь, через плечо бросил стоявшему в двух шагах лейтенанту: — Захаров, позаботься о вещах полковника.
Константину Константиновичу не понравились ни это расшаркивание начальника штаба, ни то, как он обратился к лейтенанту, который по всей вероятности, исполнял обязанности адъютанта командира полка. В конце концов — офицер, какую бы должность ни занимал. Взглянув на Захарова, Строгов мягко сказал:
— О вещах беспокоиться не надо, они все при мне. — И указал на портфель: — Вот здесь.
Гуляев пожал плечами и проговорил:
— Комиссар полка полковник Андрей Ильич Ильинов просил извинить его за то, что не встретил вас вместе со мной. Вашему предшественнику, полковнику Филиппову, стало значительно хуже — и Андрей Ильич счел своим долгом пойти его проведать. Хотя, как мне кажется, он мог бы сделать это и завтра.
— Полковник Ильинов поступил правильно, — сказал Строгов.
В полку их уже ждали. Как только Константин Константинович вылез из «Эмки», к нему подошел ладно скроенный, спортивного вида, офицер и доложил:
— Командир первого батальона вверенного вам полка капитан Травин. — Пару секунд помолчал и, слегка смущаясь, добавил:
— Дмитрий Алексеевич.
Строгов протянул руку.
— Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич.
— Здравствуйте, Константин Константинович.
Строгов улыбнулся:
— Ну вот, хотел как следует представиться, а вы уже… Потом подошли еще двое командиров батальонов, с которыми Строгов также поздоровался за руку. И после этого сказал:
— Коль вы уж приготовили личный состав для встречи командира полка, давайте такую встречу не откладывать. Незачем без нужды утомлять людей.
Он, не спеша, пошел вдоль выстроенных батальонов. Лица солдат и младших офицеров — в основном все молодые, бодрые, оживленные, словно эти солдаты и офицеры собирались участвовать в праздничном параде. «Интересно, — подумал Константин Константинович, идя вдоль строя и здороваясь с людьми, с которыми теперь ему предстояло делить все тяготы войны, — знают ли они, что через день их всех погрузят в вагоны и отправят на фронт? Сказали им об этом, или нет?»
Словно прочитав его мысли, начальник штаба сказал:
— Вчера всему личному составу полка было объявлено, что получен приказ об отправке на фронт. Известие это солдатами и офицерами было встречено с воодушевлением, сказался, конечно, тот факт, что политработниками сразу были проведены соответствующие беседы.
— Оперативность — великое дело, — заметил Константин Константинович:.
Майору Гуляеву показалось, будто в тоне, каким командир полка произнес эти слова, слышалась ирония. Однако он тут же отогнал от себя эту непрошеную мысль и подхватил:
— Да, конечно. Я лично присутствовал на нескольких встречах политработников с личным составом. Вне всякого сомнения, люди настроены по-боевому, превалируют патриотические чувства и воля к победе. Интересный, хотя и печальный факт, Константин Константинович: один из командиров роты, некий лейтенант Топольков, попросил слова и говорит: «Мы все время слышим одно и тоже: наша армия сильна, как никогда, наши самолеты и танки по всем параметрам превосходят самолеты и танки противника, артиллерия — тоже, и нам остается сделать еще одно усилие — и враг будет разгромлен. Но наша армия воюет уже не первый день, наши летчики, танкисты, пехотинцы делают одно усилие за другим, а разгромить противника пока не удается: Может быть, не стоит и нас настраивать так, что вот двинется наш полк на передовую и разгром противника обеспечен… Может быть, будет лучше, если каждый из нас поймет, что война предстоит затяжная, что противник очень силен и, чтобы победить его, нам придется многое испытать. И многое пережить…» Вот такой выискался, с позволения сказать стратег. Настоящий деморализатор, паникер. Я посоветовал командиру батальона, в котором находится такой хлюст, хорошенько посмотреть: нужен ли нам такой командир роты? Или будет правильным отказать ему в нашем доверии?
Сколько раз Константин Константинович давал себе твердое слово: никогда не делать поспешного вывода в оценке того или иного человека! Правда, в своих оценках он редко ошибался, и обычно первое его впечатление оказывалось правильным, но все равно он считал недопустимым испытывать симпатии или антипатии к человеку по своим первым о нем впечатлениям.
Вот и сейчас, почувствовав что-то похожее на неприязнь к Гуляеву еще там, в аэропорту, когда тот расшаркивался перед ним и так пренебрежительно отнесся к лейтенанту Захарову, Константин Константинович теперь, слушая разглагольствования начальника штаба и «деморализаторе», не мог избавиться от мысли, что Бог послал ему помощника или без царя в голове, или такого дубового служаку, которого не прошибешь и картечью. Мысль о том, что, возможно, Гуляев окажется толковым штабистом, до некоторой степени утешала, и он говорил себе: «В конце концов, мне с ним не детей крестить, а воевать».
А Гуляев продолжал:
— Я также поделился своим мнением с комиссаром полка и попросил его вынести свое решение: лейтенант Топольков — коммунист…
— Что сказал комиссар полка? — спросил Константин Константинович.
Гуляев невольно замялся. Хотел даже сделать вид, будто не расслышал вопроса Строгова, но полковник переспросил:
— Что же ответил вам комиссар полка.
— Должен признаться, — сказал Гуляев, — мы не всегда находим общий язык с Андреем Ильичом. Не нашли мы его и в этом вопросе. Андрей Ильич считает высказывание лейтенанта Тополькова совершенно нормальным и не видит в нем ничего деморализующего. Я хотел бы обратиться к вам, Константин Константинович, с просьбой поговорить с комиссаром полка. Я лично квалифицирую случай с Топольковым как политический.
— Не слишком ли громко, — взглянув на Гуляева, заметил Константин Константинович.
Он был собой недоволен, что в какой-то мере поддержал этот ненужный, по его мнению, разговоре начальником штаба. Ненужный потому, что не с этого надо начинать. Завтра к вечеру полк отправиться на фронт, на войну. Люди наверняка ждут от него каких-то особых слов, не совсем, может быть, похожих на слова, которые постоянно произносят партийные работники. Нет, полковник Строгов ни в коей мере не против того, чтобы в их беседах с солдатами звучал патриотический оптимизм, что тоже нужно, но в пределах здравого смысла. Не только ура-ура. В свое время откричали — и хватит. Пора протрезветь…
Он медленно шел вдоль выстроенных батальонов, здоровался, отвечал на приветствия и всматривался, всматривался в лица. Да, в основном все молодые, здоровые, вроде и оживленные, и
