выливал за борт, была окрашена кровью, стекавшей с его ладоней...
Так его и нашел спасательный катер. Василий стоял на коленях, глаза у него были закрыты, во рту торчала пустая трубка.
Его окликнули с катера. Он приподнял голову и спросил:
— Вы чего?
Лицо рыбака не выражало ни испуга, ни удивления, ни радости. Когда у него начали спрашивать, каким чудом им удалось спастись, он медленно переступил с ноги на ногу и ответил:
— Шторм был. Выплыли однако. Табачок у кого-нибудь есть?
Набив трубку, он с удовольствием затянулся и лег «на часок» отдохнуть.
Ляшко первый заметил комиссара, но тот махнул ему рукой: молчи.
— Да, как бы вы там ни говорили, — продолжал Юра, — выходит, что мы прячемся. Замаскировали «Мальву» и сидим. Сухари есть, сахар бывает. Говорят, комиссар хлопочет: деток, мол, нельзя обижать. Скоро молочко на шхуну доставлять начнут... А главное, никто тебя не подстрелит, как куропатку. Точно?
Саша и Нина молчали. Возможно, им нечего было возразить, а может быть, просто надоело спорить.
Артем Николаевич поднялся на шхуну. Поздоровавшись, он спросил у Юры:
— А ты очень сожалеешь, что тебя до сих пор не подстрелили, как куропатку?
— Я? — Юра смутился. — Честно говоря, Артем Николаевич, не очень. Еще не забыл того, что было. Но сидеть в этой норе...
Саша сказал:
— Юра прав. Сидеть противно. А что делать?
— Что делать? Пойдемте в кубрик, потолкуем.
Они спустились в кубрик, Краев сел на койку и начал:
— Товарищи, в городе собираются организовать побег Глыбы. Как — я не знаю. Известно только, что им может понадобиться шхуна. И в определенный час она должна быть там...
Петра Калугина в гестапо считали за своего. Моренц подарил Калугину пистолет, неделю назад распорядился выдать ему двести марок, и вообще ни для кого не являлось секретом, что он крайне расположен к рыбаку. Больше того, среди подчиненных Моренца ходили слухи, что капитан доверяет русскому больше, чем кое-кому из гестаповцев.
Когда Петро появлялся в сером каменном здании, где был штаб Моренца, у него даже не спрашивали пропуска. Калугин проходил по коридору, садился неподалеку от кабинета Моренца и подолгу сидел молча, ожидая, что капитан может его позвать. Просидев так часа два, рыбак поднимался и уходил, предварительно выпросив у гестаповцев несколько сигарет.
Иногда Моренц действительно вызывал Калугина, усаживал его напротив себя и начинал расспрашивать о том, какая рыба водится в этом море, как ее ловят, как делают паюсную икру. Петро оживлялся, подробно отвечал на все вопросы, но о своем обещании сходить с Моренцем на рыбалку не заикался. Терпеливо ждал: Моренц сам вспомнит об этом, сам предложит выйти в море.
Однако гестаповец, казалось, совсем забыл о своем желании поймать севрюгу. Может быть, был занят, может быть, чего-то выжидал. И Калугину приходилось делать вид, что он тоже забыл об этом.
Теперь все изменилось. Калугин понимал: потеряв всякую надежду что-нибудь выжать из Ивана Глыбы, Моренц не станет долго с ним возиться и в любой момент может приказать или расстрелять его, или повесить.
Надо было торопиться. О том, что он идет на огромный риск, Петро думал, но это не пугало его. Он боялся только одного: как бы Моренц чего не учуял.
Калугин пришел в гестапо уже под вечер. Сел на свое обычное место, посидел немного, потом сказал одному из гестаповцев:
— Дело есть к господину капитану. Спроси: можно? Гестаповец ничего не понял. Тогда Калугин подошел
к двери кабинета, ткнул себя в грудь, кивнул на дверь:
— Я — туда. К господину капитану. Дело. Понимаешь, дело?..
Гестаповец догадался. Постучал к Моренцу, приоткрыл дверь, что-то ему сказал.
Через минуту рыбак сидел напротив Моренца и говорил:
— Севрюга сейчас пошла, господин капитан. Время такое, что нельзя упустить. Хорошая рыбалка должна быть, понимаете?
— Куда севруг пошла? — спросил Моренц, протягивая Петру сигарету.
— С моря к гирлам идет, — ответил Петр. — Икру метать. Икры много сейчас в севрюге, время такое. Сетки я достал, господин капитан. Баркасик тоже есть справный.
— О! — капитан с интересом взглянул на Калугина, улыбнулся. — Севруг — это гут. Поймать будем?
— Голову на отрез! — Петро ребром ладони провел по горлу. — Мне бы пару ваших солдат на подмогу, господин капитан. Четырех рыбаков я подговорил, обещал им долю с улова. Оно, конешное дело, потом им под зад коленом вместо рыбы, но без них никак не обойтись. Хорошие рыбаки. А вам, господин капитан, самому не обязательно с нами идти. Как там ни говори, а баркасик грязноват. — Петро с уважением поглядел на новый мундир гестаповца, перевел взгляд на вычищенные до блеска хромовые сапоги. — Мы уж как-нибудь сами, господин капитан. Рыбная ловля — дело не господское, мы понятие имеем...
Сказал и весь внутренне напрягся, ожидая ответа. Все зависело теперь от того, как примет капитан его предложение. Вдруг скажет: «Гут. Солдаты будут. Иди, Калугин, в море с ними... И тогда весь задуманный план полетит к черту, и больше не на что будет надеяться. Пропадет Иван Глыба, лучший друг Петра Калугина, так и унеся в себе ненависть к нему и великое презрение...
— Ты не хотель взять меня компаньон? — засмеялся Моренц.
— Боже упаси, господин капитан! За великую честь посчитаю. Но...
— Понимайт, — сказал Моренц. — Ты не бояться. Одеваем другая одежда, и все будет гут. Где есть твоя баркасик?
— За мыском, господин капитан. Поселок там рыбачий, в поселке этом и нашел я посудину.
— Будем посмотреть. — Моренц нажал кнопку, вызвал адъютанта и приказал подготовить машину.
Поселок прилепился к обрыву. Было здесь такое запустение, точно в поселке никто и не жил. Только бродили по берегу босоногие ребятишки, копались в песке, глядели на море. При виде немецкой машины они, как воробьи, разлетелись в разные стороны. Осталась одна девчушка в латаном-перелатанном платьишке. Она продолжала сидеть у самого берега, с любопытством глядя на непрошеных гостей. Когда машина остановилась, Петро вылез, подошел к девчушке и, приподняв ее с песка, хлопнул ладошкой по голому задику.
— А ну, живо отсюда!
Девчушка убежала.
Баркасик был небольшой — обычная «посудина», как говорил Петро, с кормовым и носовым кубриками, с одной мачтой и кливером. Двое рыбаков со швабрами в руках стояли на носу, двое других на корме перебирали сетки.
Вслед за Калугиным из машины легко выпрыгнул Моренц. Он огляделся по сторонам, приказал шоферу не покидать машины и подошел к баркасу. Все четверо рыбаков сошли на берег. Петро сказал Моренцу:
— Надежные люди, господин капитан. И хорошие рыбаки.
Моренц изучающе вглядывался в лица. И в каждом с удовлетворением находил выражение покорности и какой-то придавленности. Он пальцем поочередно указал на каждого и спросил:
— Ты, ты, ты и ты — есть рыбак?
Ответил самый пожилой, со следами оспин на лбу и щеках:
— Так точно, господин офицер. Рыбаки. Рыбалкой, значит, раньше промышляли...
Моренц вытащил из кармана пачку сигарет.
