И подумал о Дьедонне и Щекастом, о Луи Мальрейхе, который должен бродить поблизости, неуловимый.
«Черт возьми, — подумал он, — кажется, я горю».
Глава 7
Человек в черном
I
В ту минуту Арсен Люпэн почувствовал, что его заманили в ловушку, пользуясь способами, которые он не мог еще разгадать, но в которых чувствовались необыкновенное искусство и ловкость. Все оказалось продуманным и подстроенным заранее: удаление его людей, исчезновение или предательство слуг, само его присутствие в доме госпожи Кессельбах. Все это, очевидно, удалось его противнику благодаря удачным для него обстоятельствам, граничившим порой с чудом; могло ведь, в конце концов, случиться, что Люпэн оказался бы здесь еще до того, как обманчивое послание достигло его друзей и заставило их уйти. В этом случае произошло бы целое сражение — сошлись бы друг против друга две банды. И, вспоминая повадки Мальрейха, — убийство Альтенгейма, отравление умалишенной девушки в Вельденце, — Люпэн думал, подстроена ли ловушка для него самого, не предусмотрел ли Мальрейх скорее общую свалку, в которой погибли бы его собственные сообщники, ставшие для него теперь лишними.
Это было скорее подсказкой интуиции, мимолетной мыслью, едва коснувшейся его. Пришло время действовать. Надо было защищать Долорес, похищение которой, по всей вероятности, было главной целью нападения.
Он приоткрыл окно на улицу и наставил револьвер. Один выстрел поднял бы тревогу во всем квартале, и бандиты обратились бы в бегство.
«Ну нет, — подумал он, — никто не скажет, что я уклонился от схватки. Повод чересчур хорош. И кто еще знает, пустятся ли они бежать! Их много, и на соседей им плевать…»
Он вернулся в комнату Долорес. Внизу раздался шум. Он прислушался; и, поскольку звуки шли со стороны лестницы, запер дверь на два оборота ключа Долорес металась и плакала на диване. Он обратился к ней с мольбой:
— У вас хватит сил? Мы на втором этаже. Я помогу вам спуститься. По оконным шторам…
— Нет, нет, не оставляйте меня… Они меня убьют… Защитите меня…
Он взял ее на руки и отнес в соседнюю комнату. И, склонившись над нею, сказал:
— Не двигайтесь и успокойтесь. Клянусь, что, пока я жив, никто к вам не прикоснется.
Дверь первой комнаты зашаталась. Долорес крикнула, цепляясь за него изо всех сил:
— Ах, они идут!.. Они вас убьют… Вы же один…
Он с жаром отозвался:
— Я не один… Вы со мною…
И пытался высвободиться. Но она, обеими руками охватив его голову, прошептала:
— Куда вы?.. Что вы хотите сделать?.. Нет… Вы не должны умереть… Я не хочу… Надо жить… Надо…
Она произнесла еще несколько слов, которые он не расслышал, — казалось приглушая их сама, чтобы они до него не донеслись. И, утратив силы, упала опять без чувств.
Он наклонился над нею, посмотрел на нее. И осторожным поцелуем коснулся ее волос.
Потом вернулся в первую из комнат, тщательно запер дверь во вторую и зажег свет.
— Минутку, ребятки! — крикнул он. — Вам так не терпится получить свое?.. Знаете ведь, что перед вами сам Люпэн?.. Погодите, сейчас получите!
Говоря это, он развернул ширму, чтобы скрыть диван, на котором перед тем лежала Долорес, и набросал на него одеяла и платья.
Дверь была готова разлететься в щепки под ударами нападающих.
— Да, да, я к вам спешу! Вы готовы? Ну, кто первый, дорогие господа?
Он быстро повернул ключ и выдернул засов.
Угрозы, крики, столпотворение злобных скотов в проеме распахнутой двери… Ни один не смел ворваться. Готовые ринуться на Люпэна, они топтались на месте, охваченные беспокойством и страхом…
Именно это он предусмотрел.
Стоя в середине комнаты, при полном свете люстры, с протянутой к ним рукой, он держал большую пачку банковских билетов, которые, пересчитывая на виду, разделил на семь равных долей. И спокойно заявил:
— Три тысячи франков премии каждому, кто отправит Люпэна к праотцам? Это вам обещали? Вот здесь — вдвое больше.
Он положил стопки купюр на столик перед бандитами.
— Сказки! — заорал Старьевщик. — Он хочет выиграть время! Стреляйте в него! Стреляйте!
Он поднял руку. Сообщники его удержали.
Люпэн тем временем продолжал:
— Разумеется, это не может изменить ваших планов. Вы пришли, во-первых, чтобы похитить госпожу Кессельбах. Во-вторых, и попутно — чтобы стибрить ее драгоценности. И я не стал бы, конечно, противиться таким благородным намерениям.
— Ну вот! Куда ты гнешь? — буркнул Старьевщик, невольно слушавший тоже.
— Ах, ах! Ты заинтересован, Старьевщик? Входи же, старина… Входите все… На вершине лестницы гуляют сквозняки, и птенчики, вроде вас, рискуют схватить насморк… Что, боитесь? Но ведь я один… Смелее, ягнятки!
Они вошли в помещение, заинтригованные и недоверчивые.
— Притвори дверь, Старьевщик, так нам будет уютнее. Спасибо, толстяк. Ага, по ходу дела, вижу, банкноты испарились… Стало быть, мы договорились. Как и полагается честным людям.
— А после?
— После? Конечно, поскольку мы теперь компаньоны…
— Компаньоны!
— Бог мой! Разве вы не взяли мои деньги? Будем работать вместе, толстяк, и вместе мы теперь сделаем намеченное дело; первое — похитим молодую особу. Второе — заберем побрякушки.
Старьевщик осклабился:
— Ты больше не нужен.
— Да нужен, толстяк.
— Для чего?
— Чтобы добраться до драгоценных побрякушек. Вы не знаете, где тайник, в котором они лежат; а мне это известно.
— Мы его найдем сами.
— Завтра. Или послезавтра. Или, скорее, никогда.
— Тогда пой. Чего тебе надо?
— Поделить драгоценности.
— Почему же ты не забрал все, если знаешь, где они?
— Не смог открыть сам. Там секретный замок. Вы должны будете мне помочь.
Старьевщик заколебался.
— Разделить… Разделить… Несколько камешков, может быть, да медяшек…
— Болван! Там больше, чем на миллион!
Банда дрогнула, услышав цифру.
— Хорошо, — сказал Старьевщик. — Но если Кессельбахша смоется? Она там, в другой комнате, не так ли?
Люпэн на мгновение отодвинул часть ширмы, приоткрыв нагромождение платьев и одеял, которое приготовил на диване.
— Она здесь. Лежит в обмороке. Но выдам ее только после раздела.
— Однако…
— Третьего не дано. Хотя и один, вы знаете, чего я стою. Итак…
