его, разумеется, не коснулся, не придай ему участие Арсена Люпэна совсем особое освещение. Об этом участии мало кто тогда подозревал. Никто, тем более, не знает об этом полной и весьма интересной правды.
Кто не знал столь часто встречавшуюся в Булонском лесу Леонтину Залти, бывшую певицу, супругу и вдову графа д'Андийо, ту самую Залти, роскошь которой ослепляла Париж лет двадцать тому назад, ту графиню д'Андийо, чьи бриллиантовые и жемчужные украшения принесли ей европейскую известность? Говорили, что на своих роскошных плечах эта женщина носит сейфы многих банкирских домов, вместе с золотыми приисками многих австралийских компаний. Самые прославленные ювелиры работали на Залти точно так же, как в былые времена — на королей и королев.
И кому не памятна катастрофа, поглотившая все эти богатства! Банкирские дома, золотые копи — раскрывшаяся бездна краха поглотила все. От чудесной коллекции, раскиданной по всему свету на торгах, осталась только знаменитая черная жемчужина. Черная жемчужина! То есть целое состояние, если бы она захотела ее продать.
Графиня этого не пожелала. Она предпочла ограничивать себя, жить в простой квартире со своей компаньонкой, своей кухаркой и одним слугой, не расставаясь с этой удивительной драгоценностью. У этого была причина, которую она не боялась признать: черная жемчужина была подарком императора! И она, почти разоренная, принужденная вести самое скромное существование, оставалась верной подруге своих лучших дней.
— Пока жива, я с нею не расстанусь, — говорила она.
С утра до вечера она носила жемчужину на шее. Ночью — клала в место, известное ей одной.
Эти подробности, пересказываемые газетами, возбуждали любопытство. И странное дело, понятное, однако, тем, кто знал разгадку, — именно арест предполагаемого убийцы углубил тайну и усилил всеобщее волнение. Через день, действительно, газеты разнесли следующую новость:
«Нам сообщают об аресте Виктора Данегра, слуги графини д'Андийо. Полученные против него улики носят исчерпывающий характер. На люстриновом рукаве его ливрейной куртки, которую г-н Дюдуа, начальник Сюрте, обнаружил в его мансарде, под матрацем, найдены пятна крови. Кроме того, на куртке недоставало пуговицы, обшитой тканью. Так вот, эта пуговица в самом начале следствия обнаружена под кроватью жертвы.
Представляется вероятным, что после ужина Данегр, вместо того, чтобы удалиться в свою мансарду, пробрался в каморку для платьев и оттуда, через застекленную дверь, увидел, куда графиня прячет жемчужину.
Это предположение, надо сказать, до сих пор не подкреплено никакими доказательствами. В любом случае, неясным остается еще один момент. В семь часов утра Данегр посетил табачную лавку на бульваре Курсель: вначале — консьержка, затем — продавщица лавки это засвидетельствовали. С другой стороны, кухарка графини и ее компаньонка, обе — спящие в конце коридора, утверждают, что в восемь часов, когда они вставали, двери прихожей и двери кухни были заперты двойным поворотом ключа. Служа более двадцати лет у графини, эти две женщины остаются вне любых подозрений. И возникает вопрос, каким образом Данегр сумел выйти из квартиры. Изготовил ли он для себя второй ключ? Следствие должно прояснить эти противоречивые обстоятельства.
Следствие ничего не прояснило, совсем наоборот. Стало известно, что Виктор Данегр был опасным рецидивистом, алкоголиком и развратником, для которого удар ножом был простейшим делом. Но дело, чем глубже его изучали, казалось, погружалось во все более непроницаемые потемки, во все более необъяснимые противоречия.
Вначале некая мадемуазель де Синклев, кузина и единственная наследница жертвы, объявила, что за месяц до смерти графиня рассказала ей в письме, каким образом она прячет черную жемчужину. На следующий день после получения письма она обнаружила его исчезновение. Кто бы мог его украсть?
Со своей стороны, консьержи рассказали, что открыли дверь человеку, который поднимался к доктору Харелю. Обратились к доктору. Никто к нему не звонил. Кем же был незнакомец? Сообщником?
Эта версия — о наличии соучастника — была подхвачена прессой и публикой. Ганимар, старый главный инспектор Ганимар ее отстаивал, и не без оснований.
— Тут пахнет Люпэном, — говорил он следователю.
— Ну вот! — возражал тот, — вы видите его повсюду, вашего Люпэна!
— Я вижу его повсюду, потому что он повсюду и есть.
— Скажите лучше — вы видите его каждый раз, когда что-нибудь представляется вам неясным. Вообще же, говоря о фактах, отметим следующее: преступление было совершено в одиннадцать часов двадцать минут вечера, как показывает будильник, а ночной визит, о котором объявили консьержи, состоялся лишь в три час утра.
Правосудие часто подчиняется убеждению, подгоняющему события к первому объяснению, которое было им дано. Преступное прошлое Виктора Данегра, рецидивиста, пьяницы и распутника, ока зало свое воздействие на следователя и, хотя ни единое новое обстоятельство не опровергло два или три первоначально открытых, не вписывавшихся в версию факта, ничто не смогло его более поколебать. Он закрыл следствие. Несколько недель спустя начались дебаты в суде.
Они оказались трудными и затянулись надолго. Председатель вел их без воодушевления. Прокурор нападал без особой решимости. В таких условиях адвокату Данегра выпала удачная игра Он указал пробелы и противоречия в следствии. Не было ни одного вещественного доказательства. Кто изготовил ключ, столь необходимый ключ, без которого Данегр, после своего ухода, не сумел бы запереть на два оборота двери в квартире? Кто видел этот ключ и что стало с ним потом? Кто видел нож убийцы и что с ним стало?
— И, во всяком случае, — заключил адвокат, — докажите, что именно мой клиент убил. Докажите, что кража и убийство — не дело рук того таинственного персонажа, который пробрался в дом в три часа утра. Часы остановились в одиннадцать двадцать, скажете вы. И что из того? Разве нельзя поставить стрелки часов на время, которое вас устраивает? Виктор Данегр был оправдан.
Он вышел из тюрьмы в одну из пятниц, к концу дня, исхудавший, упавший духом после шести месяцев одиночки. Следствие, одиночество, суд, совещания присяжных — все это вселило в него болезненный страх. По ночам его преследовали ужасные кошмары, ему снился эшафот. Он весь дрожал от ужаса и нервной горячки.
Под именем Анатоля Дюфура он снял небольшую комнату на вершине Монмартра и стал жить случайными заработками, поденничая то тут, то там.
Жалкое существование! Трижды взятый на работу тремя различными хозяевами, он был узнан и тут же уволен.
Частенько Данегр замечал, либо ему мерещилось, что за ним следят какие-то люди, служащие, конечно в полиции, которая не отказалась от намерения завлечь его в какую-нибудь ловушку. И он заранее чувствовал чью-то грубую руку, которая хватала его за ворот.
Однажды вечером, когда он ужинал у кабатчика в своем квартале, кто-то устроился напротив него. Эта была личность лет сорока, в черном сюртуке сомнительной чистоты. Сосед по столику заказал суп, овощи и литр вина.
Разделавшись с супом, он повернулся к Данегру и вперил в него долгий взгляд.
Данегр побледнел. Этот человек наверняка был одним из тех, которые выслеживали его на протяжении долгих недель. Чего он от него хотел? Данегр пытался было встать. Но не смог. Ноги под ним подкашивались.
Незнакомец налил себе вина и наполнил стакан Да негра.
— Выпьем, приятель? Виктор пробормотал:
— Да… да… За Ваше здоровье, приятель…
— И за Ваше, Данегр! Бедняга вздрогнул:
— Я!.. Я!.. Да нет же, клянусь…
— Клянетесь — о чем? Что Вы — не Вы? Не слуга графини?
— Какой слуга? Меня зовут Дюфур. Спросите у хозяина.
— Дюфур, Анатоль, — конечно, для хозяина; но Данегр — для правосудия, Виктор Данегр.
— Неправда! Это неправда! Вас обманули!
Незнакомец вынул из кармана визитную карточку и протянул ее Данегру. Тот прочитал:
