сановника, чиновника, промышленника и рабочего все, что можно было вытянуть.
— Мы истощались в работе так же, — вспоминал современник, — как солдаты умирали на поле битвы.
Компенсацией за перенапряжение было хорошее жалованье, продвижение по службе, орден, а то и просто похвала из уст императора, которую ревностные служаки ценили не меньше, чем орден.
Занимали его и другие заботы.
Не строя иллюзий о настроениях в оппозиционных слоях и помня, как чуть не проморгали акции Пишегрю — Кадудаля, Наполеон усилил не только политический гнет, но и полицейский надзор. Не довольствуясь преданностью Реаля, он вновь восстановил министерство полиции, и в кресле министра вновь восседал неизбежный Фуше. Наполеон не верил этому человеку и постоянно следил за ним с помощью своих тайных агентов, но не мог удержаться от соблазна использовать «особые качества» непревзойденного мастера провокаций и шпионажа.
Как-то, в минуту раздражения отчитывая Фуше, он бросил ему характерный упрек:
— Ведь вы голосовали за казнь Людовика XVI!
— Совершенно верно, — ответил министр полиции, низко кланяясь Наполеону. — И это была первая услуга, которую я оказал вашему величеству.
Наполеон едва не расхохотался. Вот так ловкач! Ну что можно было возразить подобному наглецу? Да, они были оба повязаны прошлым, и связь эту не стоило разрывать…
Вернувшись на старый пост, Фуше удвоил старательность. Единственно, кого он не разглядел (или не пожелал разглядеть), были филадельфы.
17
Двое друзей — Сен-Симон (он же Бонноме) и Ригоме Базен снова встретились после нескольких лет разлуки. Но теперь они сидели уже не в квартире Сен-Симона (у него больше не было ни квартиры, ни денег, ни даже лишней смены белья), а в комнатушке на пятом этаже, снимаемой Базеном в доходном доме.
Они с интересом рассматривали друг друга.
— Ну и обносился же ты, милый граф, — не выдержал Базен. — Да и весь как-то поблек. Заграничное путешествие не пошло тебе на пользу.
Сен-Симон горько усмехнулся.
— Да, ты прав. Насчет того, что обносился и поблек. А в остальном — нет, нет и нет. Пользу извлек большую.
— Где побывал? В Швейцарии — знаю. Оттуда ты прислал свои «Письма женевского обывателя». А еще где?
— О, я объездил много. Воспользовавшись благами Амьенского мира, посетил Англию. Вдоволь поколесил по Германии. В общем, впечатлений уйма.
— А если подытожить?
— Англия меня разочаровала. Мне представилось, что господа британцы больше занимаются политическими интригами и выколачиванием своих фунтов стерлингов, нежели наукой о человеке. Германия вызывает иные ощущения. Там общая наука, правда, еще в пеленках, но чувствую, немцы пойдут далеко… В общем, считаю, что последние сбережения истратил не зря.
— Как показалась Франция по возвращении?
Сен-Симон пожал плечами.
— Узурпатор сел на трон, о чем же еще говорить?
— Но ты, если не ошибаюсь, посвятил этому «узурпатору» свои «Письма»?
Сен-Симон покраснел.
— Был грех. Но тогда он еще назывался «Первым Консулом» и мы жили в Республике.
— Мы и сейчас в «Республике». Разве ты не знаешь, что он величается «императором Французской Республики»?
— И потом, — развивал свою мысль Сен-Симон, — я хотел, чтобы книга вышла.
— Ладно, не оправдывайся. Да, теперь не то, что было раньше. Теперь наконец выяснилось: оказывается, сын Карло Буонапарте — прямой потомок Карла Великого!
— Значит, мы родственники: я тоже происхожу от Карла Великого.
— Ну, тогда ты на коне. Тебе обеспечены высокие должность и звание при новом дворе.
Сен-Симон помрачнел.
— Как бы не так. Увы, мой друг… Когда я был богат, то кормил и поил сотни людей, а сегодня ни у одного из них не могу допроситься куска хлеба. Попробовал обратиться к Сегюру — когда-то мы были близки, вместе воевали в Америке, а теперь, ты знаешь, он взлетел к самому престолу, — но ответом он меня не удостоил. Сегодня у меня только и остались что ты да мой бывший лакей, человек необыкновенной отзывчивости, в каморке которого я живу… Впрочем, хватит ныть. Признайся, как нашел мою книгу?
Базен задумался.
— Не могу сказать, что во всем согласен с тобой. Мы еще поспорим. Но книгу прочитал не отрываясь. И главная мысль меня пленила своей лаконичностью и простотой: «Все люди будут работать…» Как это верно и точно ты сказал! Это наша общая цель… А чем занимаешься сейчас? Будешь продолжать?
— Если не помру с голоду…
— Зачем так мрачно, найдутся люди, которые тебе помогут. И это будет не граф Сегюр с компанией. Это будут те, кто борется с подобными сегюрами и их властителем. Вот теперь-то и настала самая пора задать вопрос: решил ли ты, наконец, для себя возможность вступления в наше общество?
Сен-Симон замахал руками.
— Уволь. Я об этом сейчас не могу думать. Надо как-то найти себя и свое место в новой науке. И потом… Я не уверен, что могу разделить ваши чаяния…
— Я понял это отчасти, прочитав твою книгу. Как знаешь. Кстати, попробуй состряпать из нее краткую статью, а я попытался бы ее пристроить; ручаюсь, она вызовет интерес я даст тебе какие-то средства. С обществом же отложим, подумай еще. А сейчас — извини: мы должны расстаться. С минуты на минуту сюда нагрянут братья, и у нас будет сугубо свой разговор. Надеюсь, ты не обиделся? Приходи же в ближайшее время — подумаем о статье.
18
Всего собралось человек десять, но для комнатки Базена и это было многовато. Пришли старшие братья-архонты, из числа тех, кто оказался в Париже. Синод ставил целью обсудить текущие события и наметить программу действий на ближайшее будущее.
Первым взял слово хозяин квартиры.
— Братья, — сказал он, — прошло около пяти лет со дня нашей торжественной клятвы покончить с тиранией. Много воды утекло с тех пор, немало и крови, нашей, чистой крови. Прежде всего, я предлагаю почтить память Арена, Чераки, Топино-Лебрена, Метжда, Шевалье и всех других патриотов, гильотинированных и расстрелянных по приказу тирана или погибших в далекой ссылке.
Все поднялись и с полминуты постояли в молчании.
— Нами было предпринято немало акций, — продолжал Базен, — и акций самых разнообразных, но все они дали сравнительно небольшой эффект. Среди ведущих архонтов наметились два направления: брат Фелипомен[14] был сторонником решительных действий, брат Фабий[15] предлагал придерживаться выжидательной политики, считая, что заговорщики-роялисты, стремящиеся также уничтожить Бонапарта, проложат дорогу к нашей победе. Вы знаете: все мы относились к брату Фабию, самому блестящему полководцу нашей революции, пламенному республиканцу и патриоту, с глубоким уважением. Его точка зрения взяла верх, и результаты — увы, самые плачевные — не замедлили обнаружиться. Роялисты организовали покушение на тирана на улице Сен-Никез; тиран не только остался жив, но и увеличил свою славу, а десятки и сотни наших были казнены или отправлены на медленную смерть в далекие заокеанские земли. Только благодаря тому, что брат Фелипомен занимал в то время ключевой административный пост, кое-кому из осужденных братьев удалось бежать и обрести свободу. Затем роялисты устроили новый заговор, гораздо более продуманный и внушительный, охвативший множество участников и, казалось, суливший верные результаты. Тиран и на этот раз ушел от гибели, мало того, он усилил свою власть и нацепил на голову корону. А пострадали опять
