Фельянтинок. Он пробыл у любимой ровно столько, сколько нужно было, чтобы ее поцеловать и получить благословение на правое дело.
Ровно в семь отряд прибыл на Иерусалимскую улицу к зданию префектуры.
С Паскье обошлось без шума.
Господин префект принадлежал к породе «жаворонков»: он рано ложился и рано вставал. Поэтому в семь утра он был уже одет и сидел за своим рабочим столом. Когда отряд, возглавляемый Бутро, вторгся в его комнату, он встал и спросил, что происходит. Вместо ответа молодой юрист протянул ему указ Мале. Пробежав документ умелым взглядом, Паскье сразу понял: «липа». Но понял он и другое: сопротивляться бессмысленно. Косясь на трехцветный шарф Бутро, он спросил:
— Вы прибыли, чтобы сменить меня, сударь, не так ли?
— Совершенно верно, сударь, — с легким поклоном ответил юрист.
— А что вы намерены сделать со мной?
— Вы, как и указано в этом распоряжении, будете отправлены в Ла Форс.
— Вы не опасаетесь за свою дальнейшую судьбу?
— Ничуть.
— В таком случае, сударь, освобождаю вам место. Вот ключи от ящиков стола, а это — от шкафа с бумагами. Я к вашим услугам…
Столь же спокойно дал себя арестовать и многоопытный шеф тайной полиции Демаре.
С герцогом Ровиго все вышло по-иному.
5
Савари не принадлежал к породе «жаворонков», скорее он был «совой». Во всяком случае, этой ночью он работал допоздна и, отправляясь в свою спальню, не велел себя будить ни под каким видом. Утренний сон его был, видимо, крепок, поскольку он не услышал первых ударов в дверь.
— Заперто изнутри, мой генерал, — сказал сержант. — Что будем делать?
— Ломайте, — невозмутимо ответил Лагори.
О, как он ждал этой встречи! Как жаждал увидеть это самодовольное, холеное лицо, искаженное ужасом! Лагори не был кровожаден. Он не собирался мстить негодяю. Но встречи ждал так же страстно, как ждут свидания с женщиной. И ожидания не обманули его.
Когда выбитая дверь повисла на одной петле, на пороге появился человек в ночной рубашке и туфлях на босу ногу.
— Боже мой, что случилось? Неужели пожар?
Пробегая встревоженным взглядом по лицам, министр вдруг увидел улыбающегося Лагори в генеральском мундире, спокойно сложившего руки на груди.
Лицо несчастного стало дергаться, и он чуть не упал навзничь, но капитан Пикерель успел поддержать его под руку.
— Ты не ошибся, старина, это я, — сказал Лагори. — Вот мы и снова свиделись.
— Но я думал, что ты уже на пути в Новый Свет!
— Как видишь, мне и в Старом неплохо.
— Зачем же ты здесь?
— Чтобы занять твое место.
Савари пришлось поддержать и под другую руку, иначе бы Пикерель его уронил.
— Но по какому праву все это происходит? Ты понимаешь, чем рискуешь? — лепетал Савари.
— Пока что рискуешь только ты. Не утруждай себя, Савари, угрозами. Сейчас ты ничто. Твой покровитель мертв, и защитить тебя некому.
Савари не стал ни о чем расспрашивать. Дрожащий, как в лихорадке, он пытался опуститься на колени. Его уста искривились от ужаса.
— Не убивай меня… Ведь мы были друзьями…
Лагори стало противно. Его едва не стошнило.
— Я не собираюсь тебя убивать. Благодари бога, что ты попал в руки более благородные, чем твои. Не бойся за свою жизнь. Тебе лишь придется претерпеть то, что по твоей милости я терпел более двух лет. Ты поедешь в Ла Форс и на собственной шкуре познаешь, как приятна обитель, в которую ты столь щедро посылал своих бывших друзей…
Не желая дольше выносить этот спектакль, Лагори отвернулся и вышел в соседнюю комнату.
Его «бывший друг» сразу воспрянул духом. Обращаясь к окружавшим его солдатам, он быстро шептал:
— Братцы, опомнитесь! Понимаете ли вы, на кого подняли руку? Вас привел сюда беглый преступник. Император жив и по возвращении расправится с изменниками. Я, министр полиции, приказываю вам: арестуйте этого злодея!..
Пока он шептал, человек, стоявший в тени, вышел на свет.
Это был Гидаль.
Не в силах совладать с собой, он выхватил саблю и приставил острие к груди Савари.
— Ах ты мразь… — только и сказал он.
— Пощадите! Неужели вы способны убить безоружного?..
Лагори, услышав крики, вернулся в спальню.
— Оставь его, Гидаль. Пусть разбирается правосудие.
Лакей принес платье Савари и помог ему одеться. На глазах у публики, собравшейся возле особняка министра, его втолкнули в экипаж, окруженный дюжиной солдат. Но на пути в Ла Форс он не выдержал и сделал еще один необдуманный поступок. В тот момент, когда на перекрестке улиц карета остановилась, он с ловкостью ужа проскользнул между конвоирами, открыл дверцу и выпрыгнул на мостовую. Видимо, он думал раствориться в толпе и убежать. Но это ему не удалось. Его тут же схватили.
— Кто это? — спрашивали любопытные.
— Министр полиции! — ответил один из конвойных.
И тут со всех сторон раздались крики:
— Бей его!
— В воду его, мерзавца! Утопить в Сене!
Не будь сильного конвоя, вряд ли удалось бы Анну Савари, герцогу Ровиго, спастись от слишком горячего проявления народной любви.
Всю оставшуюся дорогу он молчал, притаившись, спрятавшись за спинами конвоиров.
В Ла Форс его принял неизменный господин Бо.
— Да, это я, мой друг, — со слезою в голосе проговорил Савари. — Не удивляйтесь: судьба изменчива.
Бравый комендант уже ничему не удивлялся.
— Прошу вас, — добавил Савари, — поместите меня в самую секретную из ваших камер, а ключ от нее выбросьте в колодезь, чтобы эти людоеды до меня не добрались.
Благоразумный Бо сделал вид, что не расслышал этих слов.
6
Механизм, приведенный в движение, работал сам по себе, казалось бы даже не нуждаясь в механиках.
Вестовые, посланные утром из казарм десятой когорты, прекрасно справились с заданием. Прибыв на улицы Миниме и Куртиль, где находились казармы первого и второго батальонов парижской гвардии, они передали начальству документы, приправленные устными рассказами о действиях «генерала Ламота». В обеих казармах командиры подняли людей, совершенно не интересуясь достоверностью полученной информации. Если у кого и возникали сомнения, они оставались недолго.
Полковник Рабб, командующий первым батальоном, был поражен известием о смерти императора. Не меньше удивлялся и его адъютант Лимозен.
— А это точные сведения, мой полковник? — спросил он.
Рабб пожал плечами.
— Что же нам делать?
— Повиноваться, — ответил полковник и пошел строить людей.
