Начальства нет, никто не дергает, можно залезать в Интернет и шариться там до утра за казенные деньги. Тем более что машины в УПСМ были — любой хакер мог бы сдохнуть от зависти. А уж зачистить следы своих путешествий по Всемирной Паутине — этому Юрия не нужно было учить. Начальство догадывалось, конечно, чем занимаются молодые операторы во время ночных дежурств, бухтело для виду, но особенных препятствий не чинило. Пусть шарятся.
Может, на что путное и наткнутся, не все же время будут торчать в сайтах «Пентхауза» или «Плейбоя». А при необъятном диапазоне тематики, которой занималось УПСМ, любая новая информация могла оказаться полезной.
* * *
Ермаков вышел в тускло освещенный холл и по широкой мраморной лестнице поднялся на второй этаж старинного дворянского особняка, на проходной которого красовалась солидная вывеска 'Информационно- аналитическое агентство «Контур». На верхней площадке машинально глянул в окно и удивился еще больше. Во внутреннем дворе управления, в небольшом скверике рядом с бездействующим фонтаном с белым от птичьего помета купидончиком, стояла служебная «Волга» полковника Голубкова и тут же — «ауди» Нифонтова. Значит, и начальник управления еще у себя? Что-то все-таки происходит?
Очень интересно — что?
* * *
Лейтенант Ермаков служил в УПСМ второй год, но так и не сумел изжить в себе жгучее мальчишеское любопытство. При оформлении на работу он давал подписки о сохранении и неразглашении, проходил инструктажи, хотя и без всяких инструктажей знал, что главный закон всех спецслужб — омерта, закон молчания. Чем меньше человек знает, тем надежнее он молчит. Но себя перебороть не мог.
Да и назвать простым любопытством его неодолимое желание всюду совать свой острый нос было бы не совсем правильно. В каждой загадке, во всем непонятном он видел вызов — себе, своим способностям понять непонятное, проникнуть в тайну.
Это было лишено какой-либо корысти. Так бескорыстно, без всякой практической пользы, миллионы любителей кроссвордов роются в энциклопедиях и словарях, стремясь заполнить все до последней клеточки и тем самым доказать себе, что они все же не пальцем деланы. Только самоутверждался Юрий Ермаков не над кроссвордами, а за компьютером.
Свой первый ПК, персональный компьютер, он получил в подарок, когда ему исполнилось двенадцать лет. Отец привез его из Германии, где несколько лет, до перевода в Москву, служил в штабе Западной группы войск. Это был гэдээровский «Роботрон» с процессором 1086, похожий на дебильного переростка — сам большой-большой, а умишко маленький-маленький. Но это уже потом, в эпоху «пентиумов» и «ноутбуков», он стал казаться таким. А в те годы, когда и видеомагнитофоны-то считались предметом неслыханной роскоши, даже «Роботрон» был потрясением, пришельцем из двадцать первого века. Юрий был покорен. Сразу и навсегда. Прошло какое-то время, и на сверстников, собиравшихся по вечерам в подворотнях и на лестничных площадках, он уже смотрел с недоумением. Совершенно искренне не понимал, что за удовольствие тусоваться во дворах, беситься на дискотеках, пить в загаженных туалетах липкий портвейн, от которого мозги становятся тяжелыми и неповоротливыми. А травка, колеса? Кайф называется. Войти во Всемирную Паутину и ощутить себя богом — вот это кайф. Нет времени, нет расстояния, нет границ.
И когда Россию — с многолетним, как всегда, запозданием — захлестнул океанский вал новых информационных технологий, Юрий Ермаков был давно уже внутри процесса, чувствовал себя в нем как молодой сильный дельфин в подвластной ему стихии. А когда и до отца дошло, что век бумажных носителей информации подошел к концу, Юрий натаскал его до уровня среднего юзера, поражаясь неспособности отца, неглупого вроде бы человека, понимать самые элементарные вещи.
Мальчишеское увлечение предопределило всю его дальнейшую жизнь. Разумелось, что после школы он пойдет в военное училище. Этого требовала семейная традиция. Дед начал войну командиром орудия, закончил командиром артиллерийского полка и вышел в отставку генерал-майором. Отец пошел по его стопам и уже в сорок лет получил лампасы. Юрий ничего не имел против того, чтобы стать генералом, но прекрасно понимал, что перед этим придется полжизни тянуть лямку в гарнизонах или прогибаться перед всеми в московских штабах. Он отказался. Отец настаивал. Юрий уперся. Отец вспылил, но сдержал себя. Холодно бросил: «Ну, как знаешь».
Юрий подал документы в «бауманку», сочинение написал на уверенные два балла и немедленно загремел в погранвойска на Дальний Восток. Отец и пальцем не шевельнул, чтобы перевести сына поближе к Москве, хотя все два года мать устраивала ему истерики с битьем посуды, разрыванием простыней и угрозами выброситься из окна. Такие истерики были для нее делом обычным и раньше — из-за любовных интрижек отца. То ли действительных, то ли порожденных ее воспаленным ревностью воображением — Юрий не вникал. Отец поначалу пугался, потом привык, перестал реагировать.
После дембеля Юрий поступил в московский институт радиоэлектроники, не подозревая, что этот институт — традиционный поставщик кадров технарей для ФАПСИ и других спецслужб. В институте увлекся криптографией, его дипломная работа была посвящена системам защиты информационных сетей. И меньше всего он думал, что станет военным.
Но повернулось иначе. Еще до защиты дипломов в институт зачастили «купцы».
Компьютерщики шли нарасхват, к лучшим студентам начинали присматриваться задолго до выпуска. Юрия заинтересовало приглашение крупного московского банка с филиалами в Европе и США. Отец отсоветовал:
«Дело твое, конечно. Но все это ненадолго». Он оказался прав. Не прошло и полугода, как банк лопнул, а его президент был объявлен в федеральный розыск.
Юрия удивило, каким образом отец мог предугадать это так точно. Но не спросил.
Знал, что не получит ответа. О своих делах отец никогда с сыном не говорил. И вообще дома не говорил. Юрий даже не знал, в каком главке Минобороны он служит.
Догадывался, что по материально-техническому снабжению. Но точно не знал. Да и не очень этим интересовался.
На предложение от аналитического агентства «Контур», занимавшегося, как было сказано Юрию, политическим прогнозированием, социологией и разными другими проблемами, он не обратил внимания. Но реакция отца была неожиданной:
— Они тебя выбрали? На твоем месте я не стал бы долго раздумывать.
Это было что-то новое. Отец не раз говорил, что политика — занятие для проходимцев, дураков и для деда Матвея, который на старости лет задвинулся на политике, не пропускал ни одного митинга, а в перерывах между ними доставал всех домашних страстной патриотической публицистикой, круто приперченной матерщиной.
Отец объяснил:
— 'Контур' — это не политика. Это разведка. И очень серьезная.
Разговор прервался — начали подъезжать гости. Дело происходило на даче в Архангельском. Отцу исполнилось сорок пять лет. Незадолго до этого он получил генерал-лейтенанта. Оба эти события отец и отмечал на даче в мужском кругу.
Домашних празднеств он не любил. Мать быстро напивалась, начиналось швыряние хрусталя, выяснение отношений.
Юрию нравились друзья отца — народ крупный, булыжистый. Сорокалетние полковники, сорокапятилетние генералы. Они носили хорошие штатские костюмы, очень редко — мундиры, ездили на хороших машинах с неразговорчивыми водителями. Сначала на черных «Волгах», потом на «ауди», «вольво» и «мерседесах». От них, как запах терпкого мужского одеколона, исходило ощущение уверенности и силы. Они были не дураки выпить, слетать на вертолете поохотиться на диких кабанов или на гусей, от души попариться в баньке. Насчет баб у них тоже наверняка не ржавело, но эти дела они умели не афишировать.
Посреди застолья отец упомянул, словно бы между прочим, что Юрию предложили идти работать в «Контур». За столом мгновенно установилась уважительная тишина.
Отец добавил:
— Он думает.
