— Да, господин Мамаев, шестьдесят тысяч долларов.
Тюрин захохотал.
— Плати, Петрович, быстро плати! А то сейчас будет сто!
— Вы быстро учитесь, господин Пастухов, — заметил Мамаев, метнув на Тюрина ледяной взгляд.
— У меня хорошие учителя.
— Думаете, взяли меня за горло? Загнали в угол?
— Мы? Вас? Господин Мамаев, мы вас знать не знали и не хотели бы знать никогда. Вы сами загоняете себя в угол. И делаете это с упорством, достойным лучшего применения. Я не навязываю вам эти бумаги. Я сказал и готов повторить: они вам не помогут.
— Об этом позвольте судить мне!
Я сдался.
— Ну, как знаете. Тогда десять тысяч переведите на счет агентства «МХ плюс». Это наш гонорар. А пятьдесят тысяч — на счет реабилитационного центра доктора Перегудова. За это вам что-нибудь простится. Но я вас предупредил: вы делаете ошибку.
— Спасибо за предупреждение, — буркнул Мамаев.
Он связался по мобильнику с офисом и приказал немедленно перечислить бабки.
Деньги на счет «МХ плюс» поступили через шесть минут. Я вызвонил Дока, попросил его проверить счет центра и сразу перезвонить. Он перезвонил. В его голосе было счастливое изумление:
— Что происходит, Серега? Свалились пятьдесят тысяч от компании «Интертраст»! Пятьдесят тысяч! Я не верю своим глазам! Наши богатые Буратины вспомнили о спасении души?
— Пока не души, — охладил я его восторг. — Пока только о спасении жизни.
— Теперь я могу взять документы? — спросил Мамаев.
— Они ваши. А вот это считайте нашим подарком, — проговорил я и протянул ему заклеенный конверт. — Не вскрывайте. Потом прочитаете, в спокойной обстановке. И не торопитесь в милицию, чтобы объявить Калмыкова во всероссийский розыск.
— Вы получили бабки? Отдыхайте! — отрезал Мамаев. — Я купил эти бумаги. И могу делать с ними что захочу!
На этой реплике два главных действующих лица спектакля покинули сцену, оставив зрителей размышлять о том, что же, собственно, они видели.
Мамаев исполнил свою роль, как по писаному. В ней не было никаких неожиданных поворотов. А вот роль Тюрина я не понял. Он знал, что содержится в старой папке. Он знал, как этими документами намерен распорядиться Мамаев. И он всеми силами пытался помешать ему это сделать. Вплоть до угроз. И пошел бы дальше, если бы Артист каким-то образом не вывел его из игры.
— Что за конверт ты ему дал? — спросил Артист.
— Покажу, — пообещал я. — Сначала объясни, чем ты нейтрализовал Тюрина. Что ты шепнул ему на ушко?
— Я задал ему короткий и очень простой вопрос. Но прежде вопрос тебе. Ты по-прежнему уверен, что семьдесят штук баксов за квартиру жены Калмыкова были ходом Бурова?
— Абсолютно. Раньше были сомнения, сейчас нет.
— Вот что я спросил у Тюрина: «С какого времени вы работаете на Бурова?»
Артист насладился произведенным эффектом и объяснил:
— Нинон Забелина была на почте в Перово с Тюриным. Ты понял? Это он отправил деньги за квартиру жены Калмыкова!
В кабинет ввалились Муха и Боцман, снедаемые любопытством.
— Чем кончились переговоры? — с порога спросил Боцман.
— Куда ты гонишь кино? — запротестовал Муха. — Я представляю, как ты читаешь книги. С конца! Пастух, не потворствуй его низменным вкусам. Начинай с начала и не спеши.
— Бабки — это дело хорошее, — заключил Боцман, выслушав мой отчет. — Но я чего-то не врубаюсь. А если Мамаев пойдет с приговором трибунала в ментуру? Бумаги-то настоящие. На них не написано, что это прикрытие.
И тогда я выложил то, что Буров назвал козырем в моем рукаве. Этот документ три дня назад передал мне вместе со старой папкой генерал-лейтенант Лазарев. Ксерокопия его лежала в конверте, который я вручил Мамаеву. Я уже не сомневался, что под амнистию Калмыков попал благодаря этому документы, а не из-за медали «За отвагу» и орденов Боевого Красного Знамени и Красной Звезды. Потому что слова Бурова о том, что он никогда не подступается к проблеме, если не владеет абсолютно всей информацией, следовало понимать буквально.
Это был Указ Президиума Верховного Совета СССР от 25 января 1989 года. В верхнем правом углу стоял гриф: «Публикации не подлежит». Указ был подписан Председателем Президиума Горбачевым М.С. В нем было:
«За героизм, проявленный при выполнении специального задания Правительства, присвоить звание Героя Советского Союза Калмыкову Константину Игнатьевичу (посмертно)».
II
Очень неприятный, тяжелый осадок остался у меня от разговора с Мамаевым. Вроде бы я сделал все, что зависело от меня, чтобы подтолкнуть его к мировой с Буровым, а вышло, что не только не подтолкнул, но даже, кажется, отдалил. Совершенно того не желая, я в точности реализовал замысел Бурова, хоть и считал его нелюдским.
В том, как Мамаев стремился купить протоколы трибунала и купил их даже за вызывающе наглую цену, было что-то большее, чем голый расчет, что-то иррациональное, выходящее за пределы житейской логики. Он не внял моему предупреждению о том, что эти бумаги ему ни к чему. Не поверил? Мог, конечно, и не поверить. А если поверил, но все равно купил? Почему?
Все эти мысли смутно теснились у меня в голове, пока мы прикидывали, что делать дальше.
Суть многоходовой комбинации, с помощью которой Буров подписал Калмыкова на убийство Мамаева, стала понятной, как устройство будильника, если снять с него заднюю крышку. Семьдесят тысяч долларов за квартиру Галины Сомовой — это было то дополнительное колесико, встроенное Буровым в механизм разработанной Мамаевым интриги, которое превратило безобидный будильник в таймер мины замедленного действия.
Неясным оставалось только одно: каким образом Буров сделал так, что деньги за квартиру Галины Сомовой были восприняты и следствием, и судом как гонорар Калмыкова за убийство Мамаева? Что за фокус со временем он проделал?
На всех поступках Мамаева лежал отпечаток его характера с приверженностью прямолинейной логике трамвайных путей.
Во всем, что делал Буров, чувствовался хитроумный, изощренный расчет. И в том, что деньги за квартиру Галины Сомовой перевел не кто-то из людей Бурова, а ближайший сотрудник Мамаева Тюрин. И в том, что квартира была куплена не где-нибудь, а в Сокольниках. В Сокольниках, где она прожила всю жизнь. В Сокольниках, которые она любила, где прошли счастливые недели ее короткой семейной жизни. Даже сама Галина поверила, что квартиру в Сокольниках распорядился купить Калмыков.
Одинаковы они были в главном: человек для них был инструментом, средством для достижения цели. И только.
Почему? Невозможно успешно работать в бизнесе с другим отношением к людям? Или успешная работа в бизнесе вырабатывает отношение к человеку, как к расходному материалу?
А было ли в истории нашего возлюбленного отечества время, когда к людям относились иначе? И будет ли оно?
Суки!
Артист уже понял, что его стремительный, в ритмах двадцать первого века, роман с «бизнес-вумен» из риэлторской фирмы «Прожект» обречен на унылое продолжение, поскучнел и стал похож на усталого наемника, пресыщенного острыми ощущениями и вообще всем. Мы ему сочувствовали, но только там, в компьютере главной бухгалтерии «Прожекта», можно было получить доказательства истинной роли Бурова во всей этой истории. Доказательства, которые могут быть
