XIII
Разговоры бывают быстрые, как фехтование или пинг-понг. Замедленно-изящные, как теннис. Вдумчивые, как шахматная партия.
А бывают грубые. Как мордобой.
Томас Ребане, даже не подозревавший, какое пристальное внимание самых разных людей приковано к его скромной персоне, всегда предпочитал разговоры свободные и веселые, как игра в шашки в «Чапаева», где выигрыш смешит, а проигрыш не огорчает. Но он понимал, что с Крабом в «Чапаева» не сыграешь. Но и к мордобою прибегать не хотелось. После истории с компьютерами Томас не испытывал к Крабу никаких приятельских чувств, но силовых методов он не одобрял в принципе. Зачем? Интеллигентные люди всегда могут договориться мирно. Назвать Краба интеллигентным человеком было, конечно, преувеличением, но Томас считал, что его собственной интеллигентности вполне хватит на двоих.
И потому, когда снизу позвонил портье и спросил, ждет ли господин Ребане господина Анвельта, Томас ответил, что ждет с нетерпением, радушно встретил Краба у входа и в изысканных выражениях поблагодарил господина Анвельта за то, что тот любезно откликнулся на его приглашение.
Но тут произошел небольшой инцидент, разрушивший атмосферу всеобщей доброжелательности, которую пытался создать Томас. Вместе с Крабом в номер вошел начальник его охраны Лембит Сымер с большим круглым пластырем на лбу, из-под которого ореолом светился предгрозового оттенка синяк, и молча, хмуро, даже не поздоровавшись с Томасом, двинулся в гостиную. На пути его возникло препятствие в виде Мухи, который мирно стоял в дверях в своем сером пиджаке букле, прислонясь плечом к косяку и сложив на груди руки. Лембит отодвинул его в сторону, что было нетрудно, так как он был на голову выше Мухи и гораздо плотней, и шагнул в гостиную. Но тут же стремительно пересек прихожую спиной вперед и вылетел в коридор, весом своего тела распахнув входную дверь, которая, по счастью, не успела за- хлопнуться.
Все произошло так быстро, что Томас, гостеприимно принимавший у Краба макинтош, даже не понял, каким образом это получилось. Сначала он увидел Сымера сидящим на полу у лифта, а потом Муху, который стоял в дверях гостиной в той же позе.
Лембит вскочил на ноги и с угрожающим видом двинулся на Муху. Томас поспешно кинулся между ними и развел руки, как судья на боксерском ринге.
— Господа, господа! — воззвал он. — Муха, ты ведешь себя неприлично. Это Лембит Сымер, начальник охраны нашего гостя господина Стаса Анвельта. Он должен осмотреть номер и убедиться, что безопасности его хозяина ничто не угрожает. — А Сымеру объяснил: — Это мой секьюрити. Господин Олег Мухин. Вы коллеги, господа, так что держите себя соответственно.
— Лембит Сымер? — переспросил Муха. — Где-то я слышал это имя. В этом номере за безопасность всех присутствующих отвечаю я. А коллега Лембит Сымер пусть подежурит в коридоре или отдаст мне пушку на временное хранение.
Но у Сымера были другие представления о своих обязанностях. Он оттолкнул Томаса, выхватил из-под куртки пистолет и приказал Мухе:
— К стене! Руки за голову!
Тут снова произошло что-то настолько быстрое, что Томас не понял что. Сымер почему-то оказался лежащим на ковре в позе эмбриона, а его пистолет каким-то образом перекочевал в руки Мухи. Он зачем-то его понюхал, выщелкнул обойму и пересчитал патроны. Затем загнал обойму на место и сунул пистолет в карман. После этого поднял Сымера, вывел его из холла и усадил на банкетку у лифта. Приказал:
— Вот здесь и сиди. Тихо. А то схлопочешь.
Он вернулся в номер и запер дверь. Посоветовал Крабу:
— Вы бы сказали своему авгуру, что личное оружие нужно чистить сразу после употребления.
— Какому авгуру? — удивился Томас. — Ты все перепутал. Авгуры — это жрецы в Древнем Риме. Они толковали волю богов. Ты, наверно, хотел сказать — аргусу. Это правильно. Аргус — такой великан, которого Гера приставила сторожить возлюбленную Зевса Ио. Сначала она превратила Ио в корову, а потом приставила к ней Аргуса. Так что охранника можно назвать аргусом.
— Пусть аргусу, — согласился Муха. — Но пушку чистить все равно нужно. А то быстро изнашивается ствол. В конце концов его разорвет и выбьет ему глаз. И будет у вас кривой начальник охраны. Он из ментов?
— Да, — подтвердил Томас. — Лембит служил в полиции. Ты определил это по запаху его пистолета?
— Нет, по манерам, — ответил Муха. — Проходите в гостиную, господин Анвельт, — вежливо предложил он гостю. Приказал Томасу: — Говорите по-русски. — А Крабу сказал: — Пушку верну, когда будете уходить.
— Когда из нее стреляли? — спросил Краб, напряженно морщаясь, словно бы пытаясь понять что-то очень важное.
— Это вам объяснит ваш авгур. То есть аргус. Спросите у него.
Краб мрачно оглянулся на входную дверь, потом ощупал Муху своими злыми крабьими глазками и молча проследовал в гостиную.
Томас искренне огорчился. Атмосфера не способствовала. Совсем не способствовала. Но он все же решил не отклоняться от сценария предстоящей встречи, который сам собой сложился у него в голове, пока он ждал гостя и страдал от невозможности выпить. Но разговор предстоял ответственный, а серьезный человек никогда не путает дело с удовольствием. На всякий случай Томас все же подвел Краба к стенному бару и сделал широкий приглашающий жест:
— Выбирай. Твой бар, конечно, богаче, но и этот тоже ничего себе. Рекомендую «Мартель». Но есть и «Камю». Налить «Камю»?
Но Краб решительно отказался:
— Я к тебе приехал не пить. Зачем звал?
— Уверен, что не хочешь? Да ты не стесняйся. Я с тобой тоже за компанию выпью. Капельку «Мартеля». А?
— Хватит болтать, — буркнул Краб. — Грузи.
— Тогда располагайся, — со вздохом разочарования предложил Томас, указывая на белые кожаные кресла, стоявшие посреди гостиной вокруг белого, с позолоченной окантовкой, стола. — В кабинет не приглашаю. Он занят. Там работает мой пресс-секретарь, готовит текст моего интервью для английского информационного агентства «Рейтер». Они попросили срочно. Их интересует мое мнение по широкому кругу вопросов.
— Агентство «Рейтер» интересует твое мнение? — усомнился Краб, погружая увесистое квадратное тело в низкое кресло. — Какое у тебя, блин, может быть мнение?
— Это зависит от проблемы, — разъяснил Томас. — По одной проблеме у меня одно мнение, а по другой совершенно другое.
— Какое? — повторил Краб.
— Я еще точно не знаю. Когда мой пресс-секретарь закончит работу над интервью, скажу. Знаешь, Стас, я решил последовать твоему совету и заняться политикой, — продолжал Томас, расхаживая по гостиной и свободно жестикулируя. — К бизнесу у меня склонности нет, никаким ремеслам я не обучен. Остается интеллектуальная деятельность. То есть политика.
— Ты же художник, — с ухмылкой напомнил Краб, закуривая «гавану».
— Это — святое. Это, Стас, — для души. А хочется быть просто полезным людям. Хочется, знаешь ли, помочь людям пережить эти трудные времена. Поэтому на предстоящих выборах я решил баллотироваться в рийгикогу. Это наш однопалатный парламент, — объяснил он Мухе, который устроился в позе стороннего наблюдателя на широком, во всю торцевую стену гостиной диване.
— Ты что, с бодуна? — удивился Краб.
— Немножко есть, — признался Томас. — А что, заметно? Но это не препятствует. Это даже помогает. Как-то невольно раскрепощаешься мыслью.
— Тебе же было все сказано про парламент. С отсидкой по сто сорок седьмой ты даже во второй тур выборов не пройдешь. Да тебя никто и не выдвинет!
— Я думал об этом. Да, думал. Но это не препятствие. Нет, Стас, не препятствие. Я все объясню. И люди
