Она говорила быстро, не глядя на меня, занимаясь только своей дорожной сумкой, поставленной в центре гостиной. На ней был тот же шерстяной халат, что накануне. Ее прическа, круги под глазами и нервозность подсказывали мне, что ночью она не спала.
— Что ж, спасибо, — просто ответил я и уселся за стол, где был накрыт завтрак, к которому они трое, судя по всему, уже приложились.
— Не за что, — сказала она, одним движением закрыв молнию на сумке.
Потом выпрямилась, повернулась на каблуках и спросила с широкой улыбкой:
— Ну как, хорошо спали?
— Гм, да, — пробормотал я, стараясь не показывать смущения. — Гм, а поезд наш, он когда отправляется?
Я налил себе чашку кофе.
— В 10.23, времени у нас мало, — ответила Софи. — Мы с Баджи поедем с вами в Монтессон. А Жаклин тем временем продолжит изучение рукописи.
Я кивнул и в свою очередь приступил к завтраку. На Софи я не смел взглянуть. Она говорила мне «вы». Вчера мы занимались любовью, но она по-прежнему называла меня на «вы». Как же мне хотелось побыть с ней наедине этим утром. Поговорить с ней. Но нас было четверо. Баджи не отпускал нас ни на дюйм, что было вполне разумно. И в любом случае времени у нас действительно не было.
Мне так и не удалось улучить момент, чтобы поговорить с ней наедине, а вскоре нам предстояло ехать на вокзал, чтобы вернуться в Париж.
В поезде, увозившем нас во Францию, я видел только Лондон, меня преследовали образы этого города, где мы с Софи любили друг друга.
Монтессон находился всего в нескольких километрах от Парижа, но это была почти деревня. Маленькие низенькие дома, горбатые улочки, а вдали — даже поля и парники, что заставляло почти забыть о столь близкой столице.
На Северном вокзале мы посадили Жаклин в такси: она отправилась в свою парижскую квартиру с рукописью Дюрера и испещренной пометками копией «Джоконды». Сами мы взяли «Шафран» и поехали в западное предместье на встречу со священником. Мне с трудом верилось, что еще утром мы были в Лондоне. И однако мне это не приснилось. Темп нашей гонки все ускорялся, и времени на решение загадки оставалось все меньше, зато вероятность того, что нас остановят на полпути, возрастала.
Баджи держался настороже. Свидание обговаривалось по телефону, и не было никаких гарантий, что нам удалось сохранить инкогнито, поэтому телохранитель каждое мгновение ожидал какого-нибудь скверного сюрприза. Вороны приучили нас к внезапности своего появления. Баджи уже не улыбался, как накануне. Он поставил «Шафран» на маленькой стоянке, укрытой от любопытных глаз, открыл передо мной дверцу машины и двинулся впереди нас.
Облик этого парижского пригорода не имел уже ничего общего с Англией. Здесь не было двух одинаковых домов, они были не белого, а серого цвета и лепились друг к другу на средневековый манер, ничем не напоминая кукольные домики. Иногда по улице проезжал дедушка в фуражке на старом дребезжащем мопеде.
Церковь стояла на улице, так круто спускавшейся вниз, что ко входу нужно было подниматься по очень высоким лестницам. Рядом с церковью притулился дом священника. Если не считать случайных велосипедистов и двух-трех женщин, шествовавших с плетеными корзинками в руках, на маленькой треугольной площади никого не было в этот предвечерний час, и мы трое, Софи, Баджи и я, спокойно вошли под темные безмолвные своды церкви Успения Богоматери.
Перед алтарем о чем-то беседовали двое мужчин. Одного из них я никогда не видел, должно быть, это был кюре Монтеесона. Небольшого роста, смуглый, с раскосыми глазами: я не мог понять, вьетнамец это или кореец, но черты лица были явно азиатские. Второй, не надевший сегодня ни рясы священника, ни традиционного темного костюма с крестом в петлице, был не кто иной, как кюре Горда в цивильном одеянии…
Увидев нас, они сразу прекратили разговор. Местный кюре, едва заметно улыбнувшись, прошел мимо нас к выходу. Баджи закрыл за ним громадную дверь и проверил прочность засова. Я видел, как внимательно он оглядел всю церковь.
— Здравствуйте, мсье Лувель, — приветствовал меня священник, подойдя к нам.
— Это мои близкие друзья, — сказал я, показав на Стефана и Софи.
— Мадам, мсье…
Они поздоровались друг с другом. Священник протянул мне руку, которую я с жаром пожал, желая выразить благодарность за то, что он согласился проделать такой долгий путь. Наряду с Франсуа, Баджи и Жаклин он был дополнительной фигурой на моей стороне шахматной доски. Маленький упрямый боец, который сражался — на свой манер — с врагами столь же могучими, сколь и незримыми.
Священник жестом пригласил нас пройти в боковой неф. Мы уселись на стулья, которые он поставил в кружок. Баджи занял позицию чуть сзади.
— Времени нам терять нельзя, — начал священник очень серьезным тоном. — У меня есть твердая уверенность, что за мной следят. Отец Юнг согласился принять нас здесь тайно. Это мой старый друг. Он не понаслышке знает о дурных сюрпризах, исходящих сверху, если можно так выразиться…
— Когда дурные сюрпризы исходят снизу, не так больно падать, — вставила Софи.
Священник кивнул. Мы явно были настроены на одну волну.
— Я готов отдать вам одну вещь, необходимую для вашего расследования, но сначала вы должны рассказать мне, что вам известно о причинах моего перевода. Для меня это очень важно, вы же понимаете.
— Вы знаете организацию под названием «Акта Фидеи»? — без околичностей спросил я.
Он отрицательно покачал головой. Я взглянул на Софи. Она поняла, чего я жду от нее, и рассказала все, что знала, объединив собранную нами информацию со сведениями, которые сумел раздобыть Сфинкс. Священник слушал с напряженным вниманием, и когда журналистка закончила, выглядел страшно подавленным.
— Вы действительно думаете, что Ватикан в курсе всего этого? — спросил он после долгого раздумья.
— Кто именно в Ватикане? Все не так просто. Наверняка есть люди, которым это известно, ведь многие члены «Акта Фидеи» входят в Конгрегацию вероучения. Означает ли это, что и другие особы в Ватикане в курсе… точно сказать нельзя.
— Если то, что вы говорите, правда, эта бомба непременно взорвется!
— Не сразу! — вмешалась Софи. — Поверьте мне, эту бомбу взорвут, конечно. Но не сразу.
Священник энергично закивал. Он с несчастным видом потер щеку, затем вынул из кармана блокнот.
— Это по праву принадлежит вам, — сказал он, протянув мне его.
— Что здесь?
— Ваш отец частично рассказал мне свою историю. Если быть совершенно честным, я уверен, что крупица истины во всем этом есть, но боюсь, что большей частью это был сущий бред. Заметьте, после того, что вы мне рассказали, я готов ко всему. Он знал, что я дружу с часовщиком из Горда, и попросил, чтобы тот построил для него машину.
— Какую машину?
— Ту, что вы видели в подвале. И которая потом сгорела. Совершенно потрясающая штука. Судя по всему, ее придумал Леонардо да Винчи.
Я с улыбкой взглянул на Софи.
— Вы увидите, все написано здесь, в этом блокноте. Наброски, пояснения, заметки вашего отца… Он пытался растолковать мне, как машина работает, но, признаться, я мало что понял. Я просто передал чертежи часовщику, и тот сделал машину. На днях он позвонил мне и сказал, что забыл отдать блокнот вашему отцу. Я забрал его. Надеюсь, что вы сумеете в этом разобраться. По словам вашего отца, с помощью этой машины будто бы можно обнаружить в «Джоконде» некое тайное послание!
Софи озадаченно посмотрела на меня. Невероятно! Священник рассказывал совершенно невероятные
