— А поговорить согласятся?
— Сильваны не знают нашего языка, Алеа, но я уверена, что Фелим говорит по-сильвански…
Взгляды друзей обратились на друида, который с самого начала разговора не проронил ни слова.
— Посмотрим, посмотрим… — пообещал он.
Алеа хотела было возразить, но к ним вихрем примчался Галиад — он в самый разгар беседы незаметно ускакал на разведку.
— Нас преследуют четверо герилимов. Они уже близко!
Фелим выругался, что-то сказал Галиаду на незнакомом остальным языке, достал из торбы пучок травы и скормил пони Мьолльна.
— Алрагану понадобятся силы. Нам необходимо скрыться, — объяснил он.
Галиад криком послал лошадей в галоп, и никто не осмелился произнести ни слова. Никогда прежде опасность не обрушивалась на них так внезапно, а до леса было еще очень далеко.
Лошади мчались невероятно быстро, и Алеа чуть отстала от кавалькады, чтобы не оставлять Мьолльна одного. Ей приходилось сдерживать Дулию — пони, почувствовав страх хозяйки, из последних сил рвалась вперед. Гном подгонял Алрагана, но бедное животное окончательно выбилось из сил.
Алеа чувствовала присутствие герилимов. Убийцы догоняли их. Она кожей ощущала жестокость их намерений — ее то и дело догоняла сзади волна чужой ужасающей ненависти, разительно не похожей на терзавшую ее два последних дня смутную тревогу. Паника овладела Алеей: она слышала запах надвигающейся опасности — запах смерти.
Вскоре они оказались на пляже, и Галиад погнал лошадей вброд по воде, надеясь, что это собьет герилимов со следа. А высокие дюны укрывали беглецов от глаз преследователей.
Алеа никогда прежде не видела моря так близко. Как бы ей хотелось спешиться и побродить босиком по мокрому песку! Увы, герилимы не позволят ей этого!
Спутники ехали час за часом в полной тишине и сосредоточенности, пока впереди не показались наконец крыши домов.
— Это Галабан, — сказал Галиад.
— Мы сможем остановиться здесь на ночлег? — спросил гном у магистража, — тот вглядывался вдаль, высматривая погоню.
— Нет, Мьолльн, герилимы недалеко, они наверняка станут искать нас в деревне… Оставаться здесь было бы безумием…
— Но пони нуждаются в отдыхе, да и мы тоже… Нужно купить еды и…
— Не утомляйте себя разговором, друг мой. Поскачем дальше, а мы с Фелимом на ходу решим, как поступить.
Гном недовольно скривился. Он устал от скачки, но не смел жаловаться. Алеа ведь не ноет, а она раз в десять моложе его! Хотел бы он понять, что творится в ее головке… Как ей, должно быть, тяжело и страшно. Какими далекими кажутся теперь счастливые часы, проведенные в садах Сай-Мины! Тревога и страх овладели их сердцами.
Когда они добрались до ворот, Галиад сделал им знак остановиться.
— Фелим, — спросил он, — время позволяет нам заехать в деревню?
Фейт, Мьолльн и Алеа с тоскливым ожиданием посмотрели на друида. Им очень хотелось отдохнуть самим и расседлать лошадей. День был трудным, и будущее не сулило ничего хорошего.
— Скоро ночь, — ответил Великий Друид, спешиваясь. — Но мы сможем найти укрытие и отдохнуть за пределами Галабана.
— А если нас заметят? — заволновался Мьолльн.
— Отойдем подальше, разобьем лагерь и поспим, пока Галиад будет нас охранять. На рассвете отправимся дальше.
— У нас маловато еды, да и лошадьми следует заняться, — вмешался в разговор Галиад. — Их необходимо перековать.
Друид кивнул и повернулся к бардессе:
— Фейт, вас они не ищут. Не согласитесь ли отправиться в деревню и взять на себя эти заботы?
— Конечно, с радостью. Я все сделаю и вернусь к вам.
— Мы отправимся вместе, — заявил Галиад. — Одну я вас не отпущу, и на то есть множество причин.
— Боитесь соскучиться? — усмехнулась Фейт.
— Нет, но на обратном пути вам может понадобиться моя помощь.
— Это просто смешно, Аль'Даман. Я иду одна.
Алеа решила, что ей пора вмешаться:
— Фейт, пусть Галиад составит тебе компанию! Ты, конечно, не заблудишься, но он, в случае чего, сумеет помочь и защитит тебя. Соглашайся.
— С этим одержимым я не буду чувствовать себя в безопасности. Кроме того, важнее, чтобы он защищал тебя.
— Со мной останется Фелим, Фейт, так что мне нечего бояться. Ну пожалуйста, возьми с собой Галиада, с пятью лошадьми тебе одной не справиться.
Бардесса обреченно вздохнула, вздернула брови и кивнула.
— Отец, мы когда-нибудь вернемся в Сид? — спросил Тагор, придя, как это было заведено в туатаннских кланах, на ежевечернюю беседу с отцом.
После захода солнца сыну вождя полагалось задавать отцу вопросы, чтобы научиться от него всему, что положено знать будущему главе племени. Но Тагор приходил не за тем, чтобы учиться управлять: он хотел понять причины ненависти, жившей в душе отца и других воинов клана, узнать наконец, в чем смысл всех тех смертей, что тревожили его сон после ухода из Сида.
Саркан ощущал невыносимую усталость. Он сражался, управлял своим войском, отдавал приказы, и у него почти не оставалось сил на разговоры с сыном, но он неукоснительно и с великой любовью исполнял отцовский долг.
— Правильнее было бы спросить, Тагор, должны ли мы были жить там все эти годы.
— Я не понимаю, отец.
— Ты жил в Сиде только потому, что наших предков изгнали из Гаэлии. Мы не должны были оказаться в Сиде, но, раз уж ты спросил, — да, сын мой, однажды мы снова увидим Сид.
Лицо Тагора мгновенно просветлело.
— Но когда же, отец?
— В день нашей смерти, Тагор. Именно в Сид мы отправимся, испустив дух. Когда закончится наша земная жизнь, мы перейдем в иной мир, но пока наш дом здесь, на острове Гаэлия, — таков порядок вещей.
— Отчего так, отец? Сид намного прекраснее этого острова! Отец, я всегда жил только в Сиде и был там очень счастлив! Я не хочу ждать смерти, чтобы вернуться туда!
Саркан вздохнул. Этот разговор они с сыном вели очень давно, чуть ли не с первого дня, как началось великое мщение туатаннов. И Тагор ежевечерне отказывался понимать.
— Ты прав, сын мой, Сид хорош, и жить там прекрасно, и все же это ничто по сравнению с тем, что ты сможешь познать в Гаэлии.
— Что здесь есть такого, чего нет в Сиде?
— Время, Тагор, время.
— Именно время заставляет нас умирать! Я не хочу, чтобы оно проходило! — воскликнул Тагор.
— Но оно неизбежно пройдет, и ты вернешься в Сид!
— Тогда к чему нам сидеть здесь и смотреть, как оно проходит?
Тагор срывался на крик. Он никак не мог понять отца, и это ранило его душу.
— Ты хотел бы вечно прятаться в Сиде, даже зная, что нам предназначена другая жизнь, здесь? Мы родились, чтобы жить на этом острове, сын мой. В Гаэлии ты познаешь то, чего не в силах дать тебе Сид, и когда боги решат прервать твое земное существование, они призовут тебя к себе. Так начертано свыше. Таково наше предназначение. Мы не боги, сынок, а вечно в Сиде живут лишь они. Нам же дано познать
