— Нет, не одно.

— Это же Дмитрий. И Митя — Дмитрий, и Дима — Дмитрий.

— Я не Дмитрий.

— Как?.. Почему?

— Не хочу быть Дмитрием. Мне не нравится.

— Но ведь тебя не спра… А какое имя хотел бы?

— Никакое.

— Почему?

— Потому что, когда у тебя нет имени, никто из-за тебя не дерется.

— Ты так думаешь?.. Ну хорошо, а скажи…

— Только не спрашивайте меня больше, пожалуйста, про моих папу и маму, ладно? Спрашивайте про других.

— Хорошо. Скажи, как ты думаешь, это очень плохо, когда мама и папа ссорятся?

— Нет.

— Как ты сказал?

— Я сказал: плохо не очень. Все ссорятся, а почему им нельзя?

— А что такое плохо?

— Плохо — это когда папа и мама не хотят друг дружку простить.

— А что такое очень плохо?

— Когда не любят. И когда врут.

— Это совсем плохо.

— Это еще не совсем плохо.

— А что же совсем плохо?

— Совсем плохо, когда и тебя заставляют не любить. И заставляют врать.

— Да… А тебя…

— Дяденька, я же вас просил.

— Извини.

— Я знаю многих ребят, которых мамы заставляют не любить пап, а папы заставляют не любить мам. И заставляют врать и те, и другие. А некоторых еще и заставляют любить новых пап и мам, и опять заставляют врать. Знаете, что получается с этими ребятами?

— Что?

— Они делаются мертвыми.

— Как?..

— Одному моему знакомому мальчику мама с шести лет твердила, что его папа плохой и что он ушел от них потому, что не любит их, а значит, и его, папу, любить нельзя. Мальчик этому верил, но не любить своего плохого папу не мог. Только скрывал это от мамы и от себя самого, то есть врал. И себе, и маме. И вот как-то однажды они с папой встретились. Мальчик сказал: 'Папа, ты плохой. Я тебя люблю за то, что ты плохой. А маму люблю за то, что она хорошая'. И заплакал.

— А папа?

— И папа… Я хотел вам сказать, что тот мальчик все-таки сумел превратиться обратно в живого. А одна девочка, которую папа сумел заставить не любить маму…

— Что?

— Девочка эта по решению суда жила с папой. Почему так решил суд, я не знаю. Видеться с дочкой папа разрешал маме только в своем присутствии. (Так и многие мамы делают, когда дети остаются с ними.) Мама девочки от этого сходила с ума, она и так была нервная. А девочка была маленькая, не понимала, что происходит. Мама приходит, но вместо того чтобы играть с ней, кусает губы, дергается. Папа смотрит на нее ледяными глазами. А когда мама уходит, говорит дочке, что мама ее не любит. Бесконечные похвалы и ласки, подарки, каких мама дарить не может. Папа даже машину купил и сказал, что это только для нее. Как же не любить папу — и как любить маму?.. Но мама не отступилась. Опять суд в присутствии девочки. Папу адвокат мамы, поговоривший до этого с дочкой, спросил: 'Зачем вы купили для дочери автомашину? Не кажется ли вам, что это преждевременный подарок? Ведь ваша дочь еще очень долго не будет иметь водительских прав. Машина за это время придет в негодность'. 'Я купил машину для себя', — сказал папа. Девочка вскочила с криком: 'Папа, ведь ты же сказал, что для меня?!' На другой день после суда убежала из дома. Ее так и не нашли.

— Извините, я немного вышел из роли.

РАЗМОРАЖИВАНИЕ БЫВШИХ ДЕТЕЙ

…Иногда, в порядке обмена опытом, я сижу, вернее, лежу у Д. С. на индивидуальном приеме — да, именно лежу на кушетке под видом загипнотизированного пациента. К такому здесь привыкли. Входящие не обращают на меня особого внимания. Слушаю, потихоньку подсматриваю… Естественно, играя загипнотизированного, нетрудно и впрямь впасть в гипноз, да еще в такой обстановке. Вероятно, этим можно объяснить некоторые иллюзии…

— …Здесь вы решаете себя из Другого, вы из него, вы для него. Поэтому всего прежде расслабьтесь, — пояснял Д. С. одому начинающему коллеге, — расслабьтесь мощно, концертно — откиньте себя — и включитесь — прием… Зацепкой может быть что угодно — и завитушка волос у виска, и моргание, оно ведь может жить от человека отдельно, как улыбка Чеширского кота, и, однако, человек именно в нем, и какое-то особое колыхание платья… Погружаетесь — начинаете слышать, начинаете жить… Главное, чтобы вас в себе было как можно меньше — только резонанс, только прием…

Прием сейчас начнется, я уже здесь, а вот и он входит, румяный невзрачный мальчик, виновато улыбается медсестре Нине, садится, откидывается. Очередь двинулась. Первым записан пациент С., алкоголик, запои на почве тяжких депрессий — едва он приоткрывает дверь, Д. С. становится отменно сухощавым, щеки втягиваются, обрисовывается хищный профиль аскета… Опять с похмелья, состояние простоквашное… Бормочет оправдательную невнятицу, Д. С. не слушает, ощетинивается — все ясно и надо дейстововать. Бледен, стальные глаза, резкий ломаный голос, пациент спит, прямо в кресле, императивный гипноз… Поспешно поднимаюсь, неуклюже помогаю переместить С. на кушетку, сам притуливаюсь как-то сбоку…

…Тебя нет, есть только Входящий, его походка, осанка, лицо, голос, мимика, поток сознания, эскиз ситуации, рисунок судьбы — все это становится тобой, с каждым новая жизнь, и в этой жизни ты — всё, что знал, делал, думал, чувствовал раньше, все прежде Входившие, сгусток знаний о том, как бывает, но всё сначала, но все иначе — появляется М., нескладная личность неопределенного возраста — вернее, старик с детства, а сейчас ему вроде бы 33, вроде бы работает в какой-то организации, вроде бы женат, вроде бы разводится — все вроде бы, потому что нереально это все, потому что не верит он в собственное существование, не участвует в спектакле, а так, статист. Выглядит так, будто уже пьяный портной, торопясь под праздник закончить и загулять окончательно, наудачу скроил его из несгодившихся обрезков других людей… И оттого все в нем напряжено, стиснуто, местами перекошено, местами висит — неудобно жить, неудобно… По клинической терминологии — тяжелый шизоид; болезни нет, просто такое существование. Безобиден, как травка, подозрителен, как носорог. Заколоченный со всех сторон ящик, не черный, а… Что случилось с Д. С.? Ну и солидность! Невероятно тучен, оплывшее лицо, профессорские сдобные глазки, один из которых к тому же слега косит; бровей тоже нет… Ни о чем не спрашивает, покашливает, пациент тоже покашливает, напрягается до последнего сосуда… И вдруг — что-то происходит, что-то неуловимое — сидят два обычных непримечательных человека, тихо беседуют…

…спрашивай, утверждая, и утверждай, спрашивая. Улавливай замешательство, особую четкость, многословие, категорические отрицания — все эти оконца и дверцы, ходы в подсознание… Твой взгляд, внимание, молчание — уже действие, быть может, на годы вперед, на целую жизнь… Слушай завороженно… Умей перебить, засмеяться, умей не договорить, не дожать…

…Входит женщина (взрыв несчастной любви, отягощенной злосчастным характером), говорит, говорит и плачет, плачет и говорит уже по третьему заходу, а Доктор слушает, внимает неутомимо, вставляя только бессловесные реплики. Утешения не предвидится, утешения и не нужно…

Дама уходит, смеясь, ее сменяет пациент У., невротик с детства, тревожно-мнительный ипохондрик.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×