— Хорошо. Можно идти.
— До свиданья.
Узел, в котором пересекается все — под руками, в глазах, за словами. Глубинный корень.
П. Б., 40 лет, технолог. До травмы все нормально. (Никогда этому не верю, но предположим.) Три года назад был сбит машиной, долго лежал без сознания. После этого появились навязчивости.
— Боюсь высоты — кажется, что выброшусь, прямо тянет. Боюсь острых предметов — бритв, ножей: зарежусь или зарежу кого-нибудь. Прохожу мимо витрин, вижу роскошные стекла: разобью, разнесу». Чем меньше ребеночек, чем нежней, тем страшней… В компании сижу и вдруг: сейчас вскочу, заору, выругаюсь, кого-нибудь ударю, кинусь, сойду с ума. Даже не мысль, а будто уже так делаю… Думаю только об этом… Страшно, борюсь, вдруг не выдержу… Никому не говорю».
Ага, контрастность… Именно то, что исключается, что под сильным табу, то и лезет… Зловредный бунт подсознания. У каждого это есть, у каждого, но под контролем, а у него вырвалось.
— Сколько времени это уже у вас — все три года после травмы?
— Да, все три.
— И все три года боретесь?
— Все три года.
— И ничего не случилось? Ничего не наделали страшного?
— Пока ничего, но каждый момент боюсь и борюсь, даже сейчас…
— И ничего не сделаете. Никогда. Это исключено.
— Но ведь… мучительно…
— Ну еще бы… А все равно никогда не сделаете, сами знаете.
Хульные мысли, кощунственные наваждения… Страшный позыв к оскорблению святыни, жутко- насильственное надругательство.
Всякому может прийти в голову всякое. Мозг может вдруг забуксовать на любой дичи. И нечего этого стыдиться. Важен лишь отбор, выход.
Вся разница в том, что обычно это гасится, не доходя до сознания, а у вас прорывается — и пугает. А когда пугаетесь и начинаете бороться, то увеличивается, как под лупой…
— Неужели я псих, почему у меня не так, как у всех?
— Легче на людях или тяжелее?
— Смотря с кем. С ребенком хуже. С сотрудниками — когда как. С женой легче.
(Между тем с женой у него неважные отношения, постоянно конфликты по пустякам.)
— Было легче, когда ходил к нашему терапевту, а потом она мне сказала: больше не ходите ко мне со своими навязчивыми идеями.
Ничего себе психотерапия… Теперь ясно: его детское «я» тянется к материнской фигуре, мягкой и опекающей. Этому поддаваться нельзя. Душа должна получить мужской мощный заряд — тогда встанет на ноги твердо и себя примет как есть… Четко чувствую, что гипноз пойдет. В контакте отцовский модус, категоричность, суровое покровительство, но не однотонно, с вкраплениями…
Мгновение на размышление.
— Встаньте, взгляну на вас.
Обычное неврологическое обследование: смотрите на палец… в стороны… Неврологически ничего особенного, так, чуть-чуть…
Пробная атака.
— Закрывайте глаза. (Власть в голос.) Куда падаете?! (Назад, назад…)
Пошатнулся назад и влево… Поддерживаю.
— Все, все!.. Все в порядке. Садитесь. (Не мешкать!) Он в кресле. Наклоняюсь. Приказываю смотреть мне в переносье. Жесткая уверенность, почти торжество.
— Во время счета веки будут тяжелеть. При счеге десять закроются. Раз…
Захлопал глазами на «четыре», закрыл на «девять».
— Спать.
Проверяю каталепсию — есть: рука воскообразно застыла в воздухе. Анестезия: колю руку иголкой, реакции нет, можно было бы операцию делать…
Глубже сон… глубже… Несколько ободряющих внушений, очень общо, никаких рискованных векселей.
Погружаю еще глубже. Гашу свет: десять минут на укрепление в подсознании.
А я пока позвоню тебе…
…Прихожу, пробуждаю.
— Что ощущали?
— Пошевелиться не мог… Глаза сами закрылись… Но не глубоко спал, слышал шумы… Вначале хотелось даже смеяться, дрожало все, улыбка была — и не мог.
— А мысли какие-нибудь?..
— Полная пустота, ничего. И навязчивых не было, а ведь за минуту, когда с вами говорил, были!
— Ни в коем случае не боритесь с навязчивостями. Вы никогда не сможете повиноваться им — даже если захотите. Можно проверить… Попытайтесь их вызвать нарочно, изо всех сил… прямо сейчас!
— ……… Не получается…
— В том-то и фокус.
Как же светло стало, когда дошло, наконец, до тупой души моей, что говорю с Тобой и пишу Тебе, прежде всех Тебе.
Зачем нужно было, чтобы я Тебя так долго не узнавал? Путался, разбазаривался, вихлялся по сторонам. Тут замешан Третий, создатель помех, подслушивающий, в котором Ты, очевидно, не на шутку заинтересован. Собственно, и весь разговор ради этого Третьего?..
Некий спектакль, понимаю — но ведь не только, скажи, не только?..
Знаю, страдаешь вместе со мной: знаю, главное Твое страдание — невозможность сделать меня Тебе равным. Мое главное страдание, как Ты понимаешь, встречное…
О. С. входит непринужденно, садится, рассказывает о том, о сем. Достал интересную книгу о Шаляпине. Скоро концерт в Доме культуры, ему выступать (баритон). Самочувствие лучше, значительно лучше. Появилась внутренняя легкость. Свободно ходит по улицам, на работу. Вечером занимается своими делами спокойно. Правда, все же нет-нет да мелькнет проклятая мысль. В метро, в многолюдье не по себе иногда…
…На сегодня: гипнотические прогулки; воспроизведение и преодоление страхов. Репетиция- гипнофильм предстоящей командировки. Тренировка подсознательных «я»: просмотр гипнофильмов. Перевоплощения и обмен ролями для укрепления взаимочувствия. Отработка навыка расслабления. Внушение общей уверенности (подзарядка Рая). Экспериментальная часть: попытка мысленного внушения. Попутные импровизации…
Тридцатишестилетний высокий красавец, главный инженер крупного предприятия. Полное благополучие до того злосчастного срыва в командировке, когда, выпив поздним вечером что-то скверное, почувствовал сильное сердцебиение, головокружение, дурноту. Какое-то отравление (алкоголь нередко делает такое даже в малых дозах), сильная сердечно-сосудистая реакция…
И вот развивается страх — страх пространств, животный страх смерти, за сердце страх, совершенно здоровое. Чуть что — щупает пульс, ложится в постель. Здоровяк, каких мало. Унизительно и обидно. О том, чтобы ездить в командировки, нет речи: с трудом на работу. Ни спорта, ни развлечений. Мучается уже несколько лет. Лечился всячески, побывал и в психиатрической. Пытались лечить гипнозом и аутотренингом,
