не задумывался об их судьбе. Хотелось послать сообщение Кейре, но я запретил себе прикасаться к телефону. Уолтер бы точно отсоветовал мне это делать. Я мог бы зайти за Кейрой к Максу, оттуда мы вместе отправились бы к Жанне, купив по дороге цветов. Вот о чем я мечтал, пока ноги несли меня к острову Сен- Луи. Мою мечту было очень просто осуществить, но делать этого не следовало, чтобы не заработать обвинений в ревности.
Я устроился под навесом маленького бистро на углу улицы Де-Пон, раскрыл книгу и погрузился в чтение, то и дело поглядывая на часы. Из остановившегося у тротуара такси вышел мужчина в плаще и, помахивая небольшим саквояжем, быстрыми шагами направился в сторону Орлеанской набережной. Я был уверен, что уже где-то его видел, но не мог вспомнить, при каких обстоятельствах. Силуэт незнакомца исчез за воротами дома.
Кейра присела на угол письменного стола.
— В кресле гораздо удобней, — сказал Макс, оторвавшись от бумаг.
— За последнее время я отвыкла от всего мягкого.
— Ты действительно провела три месяца в тюрьме?
— Я уже говорила тебе, Макс. Не отвлекайся от текста и скажи, что о нем думаешь.
— Я думаю, что с тех пор. как ты встречаешься с этим типом — якобы с коллегой! — в твоей жизни воцарился хаос. Не понимаю, как ты можешь с ним общаться после того, что случилось. Черт побери, Кейра, он помешал твоей работе, не говоря уж о пропавшем гранте. Дважды судьба таких подарков не делает. А ты притворяешься, будто ничего не произошло.
— По части морализаторства, Макс, тел и в подметки не годишься моей сестре, так что побереги свое красноречие. Итак, что ты думаешь о моей теории?
— Что ты станешь делать, если я отвечу? Полетишь на Крит, будешь нырять на дно Средиземного моря, отправишься вплавь до Сирии? Ты неуправляема. Ты могла погибнуть в Китае! Ты совершенно безответственна!
— Да, совершенно, но, как видишь, моя шкура цела и невредима; ну разве что немного крема на лицо…
— Не дерзи!
— Ммм, как же я люблю твой менторский тон, мой милый Макс. Думаю, это заводило меня сильней всего, когда я была твоей ученицей. Но я больше у тебя не учусь. Ты ничего не знаешь ни об Эдриене, ни о нашем путешествии. Если маленькая услуга, о которой я прошу, слишком дорого стоит, ничего страшного, отдай мне документ, и я уйду.
— Посмотри мне в глаза и объясни, как этот текст поможет тебе в многолетних поисках?
— Скажи, Макс, разве ты не был когда-то профессором археологии? Сколько лет ты был исследователем, потом преподавателем, прежде чем стать типографом? Можешь посмотреть мне в глаза и объяснить, какое отношение твое новое ремесло имеет к тому, что ты делал в прошлом? Жизнь полна неожиданностей, Макс. Я дважды покидала мою любимую долину Омо. Возможно, пора задуматься о будущем.
— Ты говоришь глупости, потому что по уши влюбилась в этого типа?
— У этого типа, как ты его называешь, может, и полно недостатков, он рассеян, мечтателен, неуклюж как младенец, но в нем есть нечто, чего я раньше ни в ком другом не встречала. Меня тянет к нему, Макс. С тех пор как мы встретились, моя жизнь совершенно изменилась, он меня смешит и умеет растрогать, он меня провоцирует и внушает мне уверенность в себе.
— Значит, все еще хуже, чем я предполагал. Ты его любишь.
— Не вынуждай меня подтверждать то, чего я не говорила.
— Сказала, а если не понимаешь этого, значит, глупа как пробка.
Кейра слезла со стола, подошла к стеклянному фонарю над типографией и взглянула на печатные станки, в бешеном ритме разматывающие огромные рулоны бумаги. Ритмичный стук фальцевальных машин был отчетливо слышен и на антресольном этаже. Потом станки остановились, и наступила тишина: типография закрывалась.
— Ты беспокоишься? А как же твоя распрекрасная свобода?
— Можешь изучить этот текст. Да или нет?
— Со дня нашей последней встречи я сто раз пытался истолковать его. А потому чаще обычного вспоминал о тебе.
— Прошу тебя, Макс.
— О чем? Перестать любить тебя? Тебе-то что, это моя проблема, не твоя.
Кейра подошла к двери, повернула ручку и обернулась.
— Сядь на место, идиотка! — приказал Макс. — Сиди и уголке и слушай, что я думаю о твоей теории. Возможно, я ошибся. Думать, что ученик превзошел учителя, не слишком приятно, но я сам виноват, не нужно было бросать преподавание. Вполне вероятно, что слово «апогей» в твоем тексте на самом деле — «гипогей», подземная гробница, и это совершенно меняет смысл текста. Подземные гробницы — предшественницы захоронений, которые устраивали древние египтяне и китайцы, за одним-единственным исключением: в эти погребальные камеры тоже вел коридор, но сооружали их под землей, а не в сердце пирамиды или какого-то другого здания. Возможно, в том, что я сказал, для тебя нет ничего нового, но как минимум один момент эта интерпретация высвечивает. Рукопись на геэзе датируется приблизительно четвертым или пятым тысячелетием до нашей эры. Что приводит нас прямиком в протоисторию, в момент зарождения азианических[8] народов.
— Но создавшие текст семиты не относились к этим народам. Конечно, если я не все забыла.
— Ты слушала лекции внимательней, чем я думал! Их язык действительно относился к афро-азиатской группе, то есть был родственным языку берберов и египтян. Они появились в сирийской пустыне в шестом тысячелетии до Рождества Христова. Они жили рядом и общались, так что одни могли пересказывать историю других. Те, кто тебя интересует, в рамках твоей теории, принадлежат к народу, о котором я мало рассказывал на лекциях, — к пеласгам[9], народу гипогеев[10]. В начале четвертого тысячелетия покинувшие Грецию пеласги расселились на юге Италии. В том числе на Сардинии. Они дошли до Анатолии, где сели на корабли и основали новую цивилизацию на берегах Средиземного моря. Вполне вероятно, что они добрались до Египта, миновав Крит. Я пытаюсь объяснить, что семиты или их предки вполне могли упомянуть в этом тексте событие из истории пеласгов.
— Думаешь, кто-то из них мог подняться вверх по Нилу до Голубого Нила?
— До Эфиопии? Сомневаюсь, но в любом случае подобное путешествие было под силу только группе людей, но никак не одиночке. Два или три поколения могли довести дело до конца. По я склонен думать, что они плыли в обратном направлении — от истока к дельте. Кто-то мог передать твой таинственный предмет пеласгам. Ты должна рассказать мне больше, Кейра, если действительно хочешь, чтобы я тебе помог.
Кейра начала мерить шагами комнату.
— Четыре миллиона лет назад пять фрагментов составляли единый предмет с поразительными свойствами.
— Это просто смешно, Кейра, согласись. Ни одно живое существо в ту эпоху не было развито настолько, чтобы обрабатывать какой бы то ни было материал. Ты не хуже меня знаешь, что это невозможно! — взорвался Макс.
— Если бы Галилей заявил, что однажды на границы нашей Солнечной системы будет запущен радиотелескоп, его отправили бы на костер, даже не дав договорить. Если бы Адер сказал, что человек высадится на Луне, его летательный аппарат разобрали бы на спички, не позволив оторваться от земли. Еще двадцать лет назад все были уверены, что Люси — наш самый древний предок, и, скажи ты тогда, что праматери человечества десять миллионов лет, тебя погнали бы с факультета взашей!
— Двадцать лет назад я был студентом!
— Не придирайся, ты понимаешь, о чем я: возьмись я перечислять все, что считалось невозможным и стало реальностью, мы составляли бы список много ночей подряд.
— Мне для полного счастья хватило бы одной…
— Не будь вульгарным, Макс! Я уверена, что четыре-пять тысяч лет до нашей эры кто-то нашел этот
