кометы, путешествовавшей в сотнях миллионов километров от Земли! Ну почему у самых выдающихся ученых такое убогое воображение?
Разгневанный Уолтер бегал по комнате, и никто не осмелился перебить его. Внезапно он остановился и угрожающе нацелил указательный палец в грудь Пуэнкарно:
— Вы, ученые, тратите время на самообман. Мусолите ошибки коллег и свои собственные — и не разубеждайте меня, я облысел, пытаясь сбалансировать бюджеты, чтобы нам хватало денег на переизобретение уже изобретенного. Но всякий раз, стоит появиться новаторской идее, и вы начинаете причитать: невозможно, невозможно и еще раз невозможно! Просто немыслимо! Сто лет назад никто даже не задумывался об изменении хромосом. Как вы полагаете, нашелся бы в начале XX века хоть один человек, поверивший в ваши исследования? Уж точно не мое начальство… В лучшем случае вас назвали бы пустым фантазером. Господин доктор генетических технологий, я знаком с Эдриеном не первый день и запрещаю вам — слышите, запрещаю! — подозревать его в коварном обмане. Честность сидящего перед вами человека порой граничит… с глупостью!
Пуэнкарно обвел нас взглядом:
— Вы выбрали не ту профессию, господин управделами Академии паук, из вас вышел бы превосходный адвокат! Что ж, ладно, я не стану ничего сообщать в административный совет, и мы продолжим исследовать эту кровь. Я засвидетельствую результаты, но не более того. В моем отчете будут отмечены выявленные нами аномалии и нестыковки, но я не выдвину никакой гипотезы и не поддержу ни одной теории. Вы вольны публиковать все, что угодно, но ответственность целиком и полностью ложится на вас. Если вы хоть раз упомянете мое имя или сошлетесь на меня, пытаясь обосновать свои идеи, я подам на вас в суд. Все ясно?
— Я не просила вас выдвигать гипотезы. — ответила Кейра. — Ваш вклад будет неоценим, если вы согласитесь установить и обоснованно подтвердить, что возраст клеток — четыреста миллионов лет. И не беспокойтесь насчет публикации — еще слишком рано обнародовать что бы то ни было. Мы, как и вы, совершенно обескуражены тем, что узнали, и пока не готовы делать выводы.
Пуэнкарно проводил нас до двери, пообещав позвонить через несколько дней.
Дождливым лондонским вечером мы с Уолтером и Кейрой вышли на мокрый тротуар Хаммерсмит- Гроув. Стемнело, было холодно, мы чувствовали себя совершенно измотанными. Уолтер предложил поужинать в баре по соседству, и у нас недостало духа отказаться и оставить его в одиночестве.
Мы сидели за столиком у окна, и Кейра в подробностях описывала Уолтеру нашу эфиопскую эпопею. Он подпрыгнул на стуле, когда она рассказала, как мы нашли скелет. Уолтер был благодарным слушателем, Кейра увлеклась и не жалела красноречия, ей нравилась непосредственность нашего друга. Веселый смех Уолтера и Кейры заставил меня забыть о пережитых за последние месяцы неприятностях.
Я спросил Уолтера, что он имел в виду, сказав Пуэнкарно: «Честность Эдриена порой граничит с глупостью…»
— Что вы и сегодня будете платить по счету! — ответил он, заказывая шоколадный мусс. — Не злитесь, я слегка преувеличил — ради дела.
Я попросил у Кейры ее кулон, достал из кармана два других фрагмента и протянул их Уолтеру.
— Почему вы отдаете мне то, что принадлежит вам? — растерялся он.
— Потому что моя честность порой граничит с глупостью, — объяснил я. — Если наша работа завершится фундаментальной публикацией, я поставлю на ней свое имя как сотрудник Академии наук и хочу, чтобы ваше имя тоже было упомянуто. Может, это наконец позволит вам починить крышу над вашим кабинетом. А пока сохраните их в надежном месте.
Уолтер убрал камни в карман. Я по глазам понял, как сильно он растроган.
Невероятное приключение одарило меня нежданной любовью и настоящей дружбой. Я провел большую часть жизни в самых отдаленных уголках мира, наблюдая за вселенной, и искал далекую звезду, а теперь сидел в старом пабе на Хаммерсмит-Гроув и смотрел, как моя любимая женщина смеется и болтает с моим лучшим другом. В тот вечер я понял, что два этих человека изменили мою жизнь.
В каждом из нас живет Робинзон, жаждущий открыть новый мир и встретить своего Пятницу.
Паб закрывался. Мы вышли последними, посадили Уолтера в такси, и Кейра захотела пройтись.
Вывеска у нас за спиной погасла. На Хаммерсмит-Гроув опустилась тишина, в проулке не было ни одной живой души. Вокзал Хаммерсмит-Гроув находился неподалеку, там мы легко найдем такси.
Звук мотора разорвал тишину, и припаркованный у тротуара фургон тронулся с места. Когда он поравнялся с нами, из боковой двери выпрыгнули четверо в масках. Мы не успели понять, что происходит, Кейра закричала, но было поздно: нас схватили, забросили внутрь, и минивэн рванул с места.
Мы отбивались, мне удалось повалить одного из похитителей, Кейра едва не вырвала глаз тому, кто прижимал ее к днищу, но нас все-таки связали, заткнули рты, завязали глаза и усыпили. Это было последнее воспоминание о вечере, который так замечательно начинался.
Очнувшись, я увидел склонившуюся надо мной Кейру. Она попыталась улыбнуться, но вышло не слишком убедительно.
— Где мы? — спросил я.
— Понятия не имею, — ответила она.
Я огляделся: вокруг были голые бетонные стены без единого окна, неоновая лампа на потолке горела тускло и бледно.
— Что произошло?
— Мы не прислушались к советам Айвори.
— Судя по всему, спали мы долго.
— Что заставляет тебя так думать?
— Твоя щетина, Эдриен. Когда мы обедали с Уолтером, ты был гладко выбрит.
— Ты права, мы здесь давно, я проголодался и хочу пить.
— У меня тоже рот пересох, — кивнула Кейра, встала и принялась барабанить в дверь.
— Дайте нам воды! — прокричала она, но в ответ не раздалось ни звука.
— Береги силы. Рано или поздно сами придут.
— Или не придут!
— Не глупи, вряд ли те, кто нас сюда запихнул, захотят, чтобы их пленники умерли от жажды и голода.
— Не хочу тебя огорчать, но в поезде в нас стреляли отнюдь не каучуковыми пулями. Ну почему, за что нас преследуют? — в отчаянии воскликнула она, усаживаясь на пол.
— Все дело в твоей находке, Кейра.
— Но почему кости — пусть даже невероятно древние! — так сильно кого-то разозлили?
— Твоя находка не абы какой скелет. Не думаю, что ты до конца уяснила причину растерянности Пуэнкарно.
— Этот болван обвинил нас в том, что мы подделали отданную на исследование ДНК.
— Твои слова подтверждают мою догадку: ты не осознала значения своего открытия.
— Не моего — нашего открытия!
— Пуэнкарно пытался объяснить тебе, с какой дилеммой столкнулся, проведя анализ ДНК. Все живые организмы состоят из клеток, простейшие — из одной, в человеке их больше десяти миллиардов, но все строятся по единой модели, из двух базовых элементов — нуклеиновых кислот и белков. Эти живые кирпичики — результат произошедшего в воде слияния четырех элементов — углерода, азота, водорода и кислорода, это мы можем утверждать с полной уверенностью. Но как все началось? Ученые рассматривают два сценария. Либо жизнь на Земле зародилась в результате целого ряда сложнейших химических реакций, либо занесенные из космоса вещества запустили процесс зарождения жизни на Земле. Все живые существа эволюционируют, а не регрессируют. Если ДНК твоей эфиопской Евы содержит генетически измененные аллели, значит, ее тело в сравнении с нашим стояло на более высокой ступени эволюционной лестницы, что невозможно, если только…
— Если только что?
