Дружбы не бывает без доказательств доверия, и одно из них — откровенность. Я рас- сказал Уолтеру, что однажды влюбился в девушку и ухаживал за ней целое лето. Это случилось со мной, когда я только что закончил учебу.
— А из-за чего вы расстались?
— Из-за нее.
— Почему?
— Уолтер, что вы так этим интересуетесь?
— Хочу получше вас узнать. Согласитесь, между нами постепенно завязываются дружеские отношения, значит, мне надо знать о вас определенные вещи. Не станем же мы без конца говорить об астрофизике или, что еще хуже, о погоде. Вы же сами просили, чтобы я не был до такой степени англичанином, разве не так?
— Что вы хотите узнать?
— Для начала хотя бы ее имя.
— А еще?
— Почему она вас бросила?
— Полагаю, мы были слишком молоды.
— Ерунда! Мне следовало заключить пари на то, что вы отделаетесь красивой фразой.
— Вы-то что об этом знаете. Вас же там не было!
— Я бы хотел, чтобы вы честно рассказали о причинах разрыва с…
— Этой девушкой.
— Красивое имя!
— Красивая девушка!
— Ну так что?
— Что — что, Уолтер? — спросил я, уже не скрывая своего раздражения.
— Всё! Как вы встретились, как вы расстались и что было между этими двумя событиями?
— Ее отец был англичанин, мать — француженка. Она всегда жила в Париже, ее родители поселились там еще до появления на свет ее старшей сестры. Потом развелись, и он дернулся в Англию. Она приехала повидаться с ним, воспользовавшись программой межуниверситетского обмена, и проучилась один р триместр в Королевской академии в Лондоне. А я служил там воспитателем: я тогда писал диссертацию и, чтобы сводить концы с концами, приходилось подрабатывать.
— Да, воспитатель, который пытается закадрить студентку… Мне не с чем вас поздравить.
— Не буду вам больше ничего рассказывать!
— Я просто пошутил, очень милая история, я вас внимательно слушаю.
— Впервые мы встретились в большой аудитории, где она сдавала экзамен вместе с сотней других студентов. Она сидела у самого прохода, по которому я бродил, следя за порядком, и вдруг увидел, как она развернула шпаргалку.
— Так она жульничала!
— Не знаю, ведь мне так и не удалось прочитать, что было написано на этом клочке бумаги.
— Вы его не конфисковали?
— Не успел!
— Как это?
— Заметив, что я ее засек, она посмотрела мне прямо в глаза, неторопливо сунула листок в рот, разжевала и проглотила.
— Я вам не верю!
— И напрасно. Не знаю, что на меня нашло, мне ведь следовало отобрать у нее работу и выгнать ее из аудитории, но на меня напал безумный смех, и, вместо того чтобы выставить ее, я сам вынужден был удалиться. Здорово, да?
— А потом?
— Потом, когда она сталкивалась со мной в библиотеке или в коридоре, она окидывала меня насмешливым взглядом и ухмылялась. В один прекрасный день я не выдержал, схватил ее за руку и потащил в сторону, подальше от ее друзей.
— Не хотите же вы сказать, что стали требовать платы за ваше молчание?
— За кого вы меня принимаете? Торговаться стала она!
— То есть?
— Я ее спросил, почему она себя так ведет, а она мне сказала буквально следующее: если я не приглашу ее на обед, то никогда не узнаю, почему при виде меня она смеется. И я пригласил ее на обед.
— И что было дальше?
— После обеда мы долго гуляли, а потом она взяла и ушла. И пропала. Прошла неделя, и однажды, работая в библиотеке над диссертацией, я краем глаза увидел девушку, она уселась напротив меня, но я не обратил на нее внимания. Через некоторое время она принялась громко шуршать и чавкать, так что я уже не мог сосредоточиться. Я поднял голову, собираясь попросить эту особу производить поменьше шума своей жвачкой, и увидел ее: она дожевывала уже третий лист бумаги и собиралась его проглотить. Я сказал ей, что удивлен, потому что никак не ожидал снова с ней встретиться. А она спросила, понимаю ли я, что она пришла сюда из-за меня. Если нет, то ей лучше уйти, и теперь уже навсегда.
— Я обожаю эту девушку! И что же случилось потом?
— Мы провели вместе вечер и почти все лето. Чудесное лето, должен заметить.
— А как вы расстались?
— Может, об этом в следующий раз?
— А это ваша единственная история любви?
— Конечно нет, была еще Тара, голландка, Писавшая диссертацию по астрофизике, я прожил с ней год. Мы прекрасно ладили, но она почти не говорила по-английски, про мой голландский и говорить нечего. Нам было трудно общаться. Потом появилась Джейн, очаровательная докторша, шотландка очень консервативных взглядов, одержимая идеей официально оформить наши отношения. В тот день, когда она представила меня своим родителям, я решил, что пора положить конец этому приключению. Сара Эплтон работала в булочной, грудь у нее была великолепная, бедра — как на полотнах Боттичелли. Но ее режим работы меня никак не устраивал: она вставала, когда я ложился спать, и наоборот. Потом, два года спустя, я женился на своей коллеге, Элизабет Аткинс, но из этого тоже ничего не вышло.
— Вы были женаты?
— Да, целых шестнадцать дней! Мы с моей бывшей женой расстались сразу после свадебного путешествия.
— Надо же, как много времени вам понадобилось, чтобы понять, что вы не подходите друг другу.
— В свадебное путешествие надо отправляться до свадебной церемонии. Уверяю вас, суды сэкономили бы целое море бумаги.
Я наконец удовлетворил любопытство Уолтера и на время отбил у него охоту задавать вопросы о моей личной жизни. Впрочем, и рассказывать-то больше было нечего, разве что добавить, что работа давно уже заняла в моей жизни главное место, за пятнадцать лет я объездил весь мир, не заботясь о том, чтобы где- то осесть, и еще меньше — чтобы найти настоящую любовь. Я считал, что это не так важно.
— И вы больше не виделись?
— Отчего же? Я раза два-три встречал Элизабет на коктейлях, которые устраивала Академия наук. Моя бывшая жена приходила туда в компании своего нынешнего мужа, вам уже говорил, что ее нынешний муж — это мой бывший лучший друг?
— Нет, этого вы не сказали. Я не ее имел виду, а вашу юную студентку, первую из списка, достойного самого Казановы.
— Почему вы спросили именно о ней?
— Просто так!
— Мы с ней больше никогда не виделись.
— Эдриен, если вы скажете мне, почему она вас бросила, счет оплачиваю я!
Я подозвал официанта, проходившего мимо нашего столика, и заказал еще дюжину устриц.
