– Не надо себя недооценивать! И потом, не исключено, что все было наоборот. Для этого существуют все предпосылки. Теперешняя ситуация это только подтверждает.
– Какая ситуация?
– Эта ваша мягкость, такая странная и неотразимая! Вы и я в этой машине, едущей неизвестно куда.
– Что вы замышляете? – спросила София, рассеянно провожая взглядом торопящихся по мокрым тротуарам прохожих.
– Не имею ни малейшего понятия! Наверное, оставаться рядом с вами.
– Прекратите!
Лукас ударил по тормозам, машину поволокло по мокрому асфальту к светофору, под которым она замерла.
– Я проскучал всю ночь и весь день. Тоскуя, я решил прогуляться в Сосалито, но и там мне вас недоставало. Какое упоительное чувство!
– Вы не знаете истинного смысла этих слов.
– Раньше мне были ведомы только их антонимы.
– Брось свои ухаживания!
– Наконец-то! Как я мечтал, чтобы мы перешли на «ты»!
София не ответила. Зажегся зеленый глаз светофора, потом желтый, потом опять красный. «Дворники» боролись с дождем, усугубляя своим мерным стуком тишину.
– Какие еще ухаживания?! – возмутился Лукас.
– Я не сказала, что у вас плохо получается, – оговорилась София, качая головой. – Я просто сказала, что ты этим занимаешься, это разные вещи.
– Можно продолжать? – спросил Лукас.
– Сзади нам настойчиво мигают фарами.
– Пусть подождут, мы стоим на «красном».
– Ага, третий раз подряд под одним и тем же светофором!
– Не понимаю, что со мной творится, вообще ничего уже не понимаю, знаю только, что рядом с вами мне хорошо, хотя и эти слова не входят в мой лексикон.
– Говорить подобные вещи еще рановато.
– Для правды существуют специальные моменты?
– Да, существуют!
– В таком случае мне без помощи не обойтись: искренность – это куда труднее, чем я думал.
– Да, быть честным трудно, Лукас, гораздо труднее, чем вы себе представляли, порой честность наталкивается на несправедливость и на неблагодарность, но отказаться от нее – все равно, что зрячему притворяться слепцом. Очень трудно все это вам объяснить… Мы с вами такие разные, даже слишком разные.
– Мы дополняем друг друга, – заявил он, полный надежды. – В этом я с вами согласен.
– Нет, просто мы разные!
– И вы произносите такие слова? А я поверил было…
– Вы теперь верующий?
– Перестаньте! Я воображал, что эта разница… Но нет, наверное, я ошибался, вернее, был прав, и это парадоксальным образом прискорбно!
Лукас вышел из машины, оставив открытой дверь. София бросилась за ним под дождь, из-за чего адресованных им пронзительных гудков стало вдесятеро больше. Она звала его, но он ее не слышал: дождик превратился в ливень. Наконец она его поймала, схватила за руку, он обернулся. Мокрые волосы прилипли к ее лицу, он убрал губами одну самую непокорную прядь, она его оттолкнула.
– Между нашими мирами нет ничего общего, мы по-разному верим, надеемся на разное, наши культуры так далеки друг от друга– Куда нам деваться, когда все против нас?
– Вы боитесь! – ответил он. – Да-да, от страха у вас поджилки трясутся. Вопреки своим собственным правилам вы отказываетесь смотреть правде в лицо – вы, толкующая об ослеплении и об искренности! Вы день напролет произносите красивые проповеди, но проповеди, не сопровождаемые делами, ничего не стоят. Не судите меня, я и впрямь ваша противоположность, у меня нет с вами ни малейшего сходства, но одновременно мы похожи, я – ваша вторая половина. Я не сумею описать вам свои чувства, так как мне неведомы слова для обозначения того, что меня уже два дня преследует до такой степени, что появляется надежда, что все может перемениться: мой мир, как вы говорите, ваш мир, их мир. Наплевать мне на мои прежние бои, на мои черные ночи и на мои воскресенья, я – бессмертный, впервые в жизни почувствовавший желание жить. Мы могли бы друг друга узнавать, открывать, в конце концов мы бы стали похожи… со временем.
София прикоснулась пальцем к его губам, прерывая его.
– Сколько нужно времени – два дня?
– …И три ночи! Они стоят немалой части моей вечности, – сказал Лукас.
– Опять вы за свое!
