откуда совершенно такой же новый Кохинь, помоложе, хоронил умершего и оставался жить в его пещере. И так бесконечно.
— Врешь, наверно… — машинально вырвалось у Ивана привычное восклицание, не обошлось и без такой же машинальной затрещины.
— Ты что, дурак? — в сердцах воскликнул Иван. — Я же по-доброму!
Иван — само внимание, а рассказчику вздумалось к тому же прерваться, чтобы ловить воробья. Дался ему воробей именно сейчас! Тем более что не поймать.
— Черт с ним, с колдуном! — поторапливал Иван. — Немец нашел что-нибудь?
— Немец был нехороший, и дочь его, хотя и красавица, — тоже. Монахи предупредили, что в пещерах нет ценностей — давно бы нашли. Столько искали! Ходы есть: узкие и пошире, одни выведут к реке, но некоторые никуда не приведут, а идут и идут бесконечно. Уже бывало, что исследователи входили в эти ходы и никто их больше не видел. Барон с баронессой и пудель не поверили: сказки, мол! Легенды. Барон требовал, чтобы монахи сами показали дорогу. И баронесса — потрясающая красавица! Рагнессой звали. Гордячка, ни с кем не разговаривала, только со своим пуделем.
Наконец, нашелся предатель и сообщил, что имеется ход от реки Пиуза у поселка Вастселийна. Оделись они однажды в комбинезоны, комендатура вермахта дала автомобиль, взяли с собой предателя и поехали в Вастселийна, отыскали ход да давай там ползать. Ползали-ползали, нашли скелет, кое-какие железные орудия, брошку. Монах-предатель разъяснил, что это мелочи — дальше надо искать!
К барону-интенданту приходили другие монахи с просьбой не брать эти старые ржавые вещи, доставить скелет обратно. Барон не слушал просителей баронесса посмеивалась, говорила, что ее пудель обожает глодать древние кости. Но пудель сломал зубы. От злости красавица выкинула скелет на помойку.
Тогда монахи устроили в Петсери молебен, чтобы защитил Бог остальные скелеты в пещерах. Но Бог не защитил: интендант все ползал, таскал скелеты древних эстов, собирал их ржавое имущество. Наконец, отправились монахи к пещере Кохиня на поклон, хотя и боялись, что Бог христианский им этого не простит. Попросили они уже сильно постаревшего Кохиня что-то сделать, а то интендант всех древних старост из пещер выволочит.
Кохинь, седой и косматый, одетый в костюм из английской шерсти, но без галстука, как и полагается быть натуральному колдуну, обожающему круглый год ходить босиком, велел раздобыть клочки волос барона да какой-нибудь предмет из личных вещей баронессы. Организовали монахи за ним слежку почище гестапо. Когда интендант отправился в парикмахерскую, один из монахов пошел следом, принес в жертву собственную бороду, и клок волос интенданта самоотверженный богослужитель добыл. Другие монахи в это время не спускали глаз с интендантской дочки и пуделя. Их вещи были надежно заперты в гостинице — не взять, единственно пуделя удалось схватить, когда эта тварь чрезмерно разбегалась как-то в парке.
— Когда Кохинь получил клок волос интенданта вместе с пуделем, — продолжал рассказ Его Величество, — он засунул пуделя в котел, туда же кинул волосы интенданта и повесил над костром в пещере — плиты он не признавал, — затем всыпал в котел порошков, трав, приправ, налил воды и начал варить.
До этого изловил из большого глиняного сосуда огромную жабу, поместил ее в ржавую консервную банку, а живую крысу повесил за хвост над кипящим котлом. Когда варево закипело, стал Кохинь читать колдовской наговор: «Господин Святой Дуб — Таара! Дубы малые и большие, далекие и близкие! Дубы, дубята и дубинушки! Избавьте древних достойных мужей от надругательства пришельцев-угнетателей, избавьте от нежеланных избавителей! Накажите за нарушение вечного покоя! О, священный Дуб! И дубчики, и дубята, дубинки и дубинушки!..»
Так старый Кохинь призывал до поздней ночи в своей пещере, у входа в нее стояли на коленях монахи и крестились неустанно, повторяя: «О, Господи! Господи! Господи!» В котле до дна изварилось варево, жаба в консервной банке из-под балтийских килек лопнула, а крыса, естественно, сдохла. Что ей еще оставалось в такой ситуации?
Тут Ивану опять пришлось нервничать в ожидании продолжения: увлекшись историей с интендантом, они и не заметили, где очутились. Когда же Его Величество прервал рассказ, чтобы погнаться за пауком, они были уже в подвальном помещении замка. Конечно же Ивану захотелось увидеть то место, где был замурован испанский рыцарь-сердцеед.
— Ты мне этот подвал еще не показывал, — напомнил он Королю.
И они направились искать каморку замурованного рыцаря, забыв про все другое в мире.
А в мире продолжалась война. За порогом стоял новый, тысяча девятьсот сорок пятый год.
Король показал Ивану каморку, где нашли человека, замурованного живым за то, что он полюбил красивую женщину. Король не сомневался, что она была красивая — нелогично влюбиться в некрасивую. Он продемонстрировал, в какой позе сидел инквизитор, как висела его рука, какой длины была шпага где стоял стул, стол, — все живо, словно он сам здесь тогда был и своими глазами все видел. Глазами Короля увидел эту картину и Иван.
— Уже тогда были мучители! — восклицал Иван и Король подтвердил теми же словами, которые однажды услышал от Тайдемана:
— Вражда была всегда, это как землетрясение или наводнение, вражда — это как стихийное бедствие.
Шагая по галерее, откуда через высокие узки окна открывался вид на внутренний дворик, Король задел ногою скомканную бумагу и поднял ее. Оказалась половинка газетной страницы на русском языке. Для Короля она интереса не представляла, его взгляд лишь остановился на рисунке с изображением четырех голов: одна с большой бородой, другая с бородой поменьше, третья… Этого он знал — Ленин с маленькой бородкой. А четвертая… Король и этого знал так же хорошо, как знал его весь мир. Совсем без бороды, но с большими черными усами.
Глава V
Новый год встречали в ателье шумно, присутствовали только мужчины. Пограничник относнтельно Ирины вскользь заметил, что бывают же у женщин и постоянные обязанности, которые невозможно избежать. Разумеется, все мужчины… взрослые — выпили за ее здоровье. Новый год встречали с обильной выпивкой. Гехатипат не употребляли. Заморский, как известно, его не признавал. Пограничник привел друга, которого представил:
— Мой Друг с большой буквы, Между прочим, Саша.
Короля можно было четвертовать (Пограничник объяснил ему, что четвертовать — значит резать человека на четыре части; еще Королю тогда представлялось, как человека кладут на стол и режут на четыре куска), но, какая разница между Другом с большой буквы и другом с маленькой, он не понимал. Этот нервный чернявый офицер остался в его памяти как Друг Пограничника. Таким образом, их оказалось шестеро, пятеро курящие, причем один тянул трубку — Маленький Иван. Что Иван курил, к этому здесь привыкли уже настолько, что само по себе это комическое явление смеха ни у кого не вызывало.
Из еды на столе ничего особенного не имелось, но, несмотря на это, никто ни с кем не враждовал и даже не подрался. Кровяная колбаса, сало, хлеб и чай. Собственно, чай пили только Король и Иван. К кровяной колбасе они относились с вниманием. Взрослые пили водку, предлагали шутки ради и Ивану, поскольку человек все-таки курил трубку, и сочли ее удавшейся, когда Иван, показав на Короля, как ни в чем не бывало ответил:
— Мы только пиво признаем.
Как сильно отличалась эта встреча Нового года от предыдущих, какие Королю довелось встречать в своей жизни! Но весело, конечно. Даже ему, который порою не понимал веселья других. Шумно! Люди выпивали. А Король знал: когда выпивают — всегда шумно. Почему так, он себе объяснить не старался. Пили, ели, курили. И говорили, говорили, говорили…
Королю порою представлялось, что он вовсе и не король, а, скажем, кот, и смотрит на людей будто бы сверху, например сидя на шкафу, и видит странных существ, которые все время жуют и говорят-кричат…
