встречал меня с Дороти. Может быть, он знал и как меня зовут… Если бы ему удалось убедить тебя, что он невиновен в смерти Дороти, если бы он назвал тебе мое имя…
Он неожиданно резко затормозил, остановил Машину, изменил скорость и двинулся задним ходом. В центре пустого автомобильного парка смутно чернело низкое строение. Фары осветили вывеску с многообещающей надписью: «Лилли и Доун, превосходные бифштексы», а пониже, мелкими буквами: «Ресторан снова откроется 15 апреля». Он нажал на клаксон, и вой сирены разорвал ночную тишину. Он подождал немного, потом снова нажал. Ничто не шелохнулось вокруг, ни одно окно не осветилось.
— Здесь, видимо, никого нет, — сказал он и погасил фары.
— Нет!.. — в ужасе закричала Эллен. — О, нет!..
Он объехал вокруг дома, заезжая иногда на луг, тянувшийся под черным небом насколько хватало глаз, и вернулся на прежнее место.
Не выключая мотора, он нажал ручной тормоз.
— Нет!.. — молила она.
Он посмотрел на нее.
— Ты думаешь, наверно, что мне это доставляет удовольствие? Что поступая так, я ничего не чувствую? Ведь мы уже были почти помолвлены! Но ты захотела быть умнее всех…
Он вышел из машины, не переставая целиться в нее.
— Выйди, — сказал он. — С этой стороны.
— Нет!
— А что по-твоему я должен сделать, Эллен? Могу я оставить тебя в живых? Я предложил тебе вернуться в Колдуэлл и ничего не говорить, не так ли? Выходи!
Она вышла, прижимая сумку к груди.
Он заставил ее идти перед собой, пока они не очутились позади дома. Эллен стояла спиной к лугу, дуло револьвера было по-прежнему направлено на нее.
— Нет!.. — простонала она, подняв сумку и защищая ею лицо беспомощным детским движением. — Нет!..
Прошлой ночью какой-то неизвестный совершил в течение двух часов два страшных убийства. Его жертвами стали Элен Кингшип, молодая девушка двадцати одного года из Нью-Йорка, и Дуайт Пауэлл, двадцатитрехлетний студент третьего курса университета Стоддард, родом из Чикаго.
Пауэлл был убит около десяти часов вечера в квартире, которую он снимал у миссис Элизабет Хониг на Тридцать пятой улице, Запад, 1520. Как нам сообщила полиция, Пауэлл прибыл туда с мисс Кингшип незадолго до десяти. Он поднялся в свою спальню на втором этаже и очутился лицом к лицу с вооруженным взломщиком, который проник в дом с черного хода, разбив дверное стекло.
По определению судебно-медицинского эксперта смерть мисс Кингшип наступила приблизительно в полночь. Ее тело было обнаружено сегодня в 7 часов 20 минут утра Виллардом Герне, мальчиком одиннадцати лет, в то время как он пересекал луг за рестораном Лилли и Доуна… Гордон Гант, диктор местного радиоцентра, знакомый жертвы, сообщил полиции, что она была сестрой Дороти Кингшип, которая покончила с собой, бросившись с крыши городской ратуши Блю-Ривера в апреле прошлого года.
Отец жертвы, мистер Лео Кингшип, президент известной медеплавильной компании, прибудет в Блю-Ривер сегодня днем в сопровождении своей третьей дочери Мэрион Кингшип.
Отстраняя Гордона Ганта от должности в радиоцентре, дирекция радиовещательной компании Блю- Ривер подчеркивала, что, «несмотря на многократные предупреждения, Гордон Гант продолжал злоупотреблять своей популярностью в роли комментатора, используя эфир для критики департамента полиции и доходя при этом почти до клеветы». Имеются в виду действия полиции при рассмотрении двойного убийства Кингшип-Пауэлл, которые вызвали у мистера Ганта повышенный и недоброжелательный интерес. Его критика полиции выражалась, мягко говоря, в нелестной форме, но, принимая во внимание, что для раскрытия двойного преступления до сих пор ничего не сделано, ей нельзя отказать, если не в уместности, то, по крайней мере, в обоснованности.
По окончании семестра Бад вернулся в Менасет. Он находился в состоянии полной депрессии. Его мать пыталась бороться с этим мрачным настроением, но вскоре сама поддалась ему. Их взаимное раздражение все возрастало, как пламя, передающееся от одной головни к другой.
Как-то в июльский день он достал из шкафа металлическую шкатулку и вынул из нее газетные вырезки, относящиеся к смерти Дороти. Он разорвал их на мелкие клочки и бросил в корзинку для бумаг. Подобным же образом он поступил с газетами, где описывалось убийство Эллен и Пауэлла. Потом стал перелистывать брошюры фирмы Кингшип, которые снова попросил выслать после своего знакомства с Эллен. Он собирался и их разорвать, но тут ему в голову пришла мысль, заставившая его улыбнуться. Дороти, Эллен…
«Вера, Надежда, и Милосердие», — подсказала ему память.
Дороти, Эллен и… Мэрион.
Он долго разглаживал слежавшиеся страницы брошюр, прежде чем вернуть их в шкатулку.
Присев у письменного стола, он взял листок бумаги и разделил его на две колонки. Первую из них он озаглавил За, вторую Против.
В первой он записал все, что ему говорила Дороти, а потом и Эллен о характере, вкусах и взглядах Мэрион, о том, как сложилась ее жизнь. Несмотря на то, что он не был знаком с Мэрион, он мог читать в ней, как в открытой книге. Она представлялась ему ожесточенной, одинокой и страдающей от своего одиночества…
Для второй колонки он так ничего и не нашел.
В этот же вечер он разорвал листок и, взяв другой, записал там все, что он знал о Мэрион Кингшип. В течение последующих недель он постепенно дополнил этот список, припоминая свои разговоры с Дороти и Эллен в ресторанах, на переменах, во время прогулок или на танцах. Из глубин его памяти всплывали все новые слова, а то и целые фразы.
По мере того как список становился длиннее, его настроение улучшалось. Иногда он вынимал листок из шкатулки просто для того, чтобы полюбоваться им и приходил в восхищение от собственной проницательности, находчивости и памяти.
«Да ты сумасшедший, — сказал он как-то себе вслух, перечитывая листок в сотый раз. — Совершенно сумасшедший», — снисходительно повторил он. Но в действительности он так не думал, а считал себя дерзким, отважным, блестящим.
— Я не собираюсь возвращаться в университет, — объявил он матери в начале августа.
— Как ты сказал?
— Я не вернусь в университет, а через пару недель уеду в Нью-Йорк.
— Но почему ты не хочешь закончить образование? — жалобно спросила мать, отбрасывая со лба седую прядь. — Ты нашел работу в Нью-Йорке?
— Нет, но найду. Мне нужно разработать одну мысль… вернее, план.
— Следовало бы сперва закончить курс, Бад, — взмолилась мать.
— Если из моего плана ничего не выйдет, я прекрасно смогу сделать это в будущем году.
