— Не рви так, а то…
Алешка не договорил: в эту секунду из-под палки показался настоящий сизый дымок.
Не переставая тереть палкой, Алешка другой рукой поднес к дыму кусочек бересты, она покоробилась, пожелтела и… загорелась. Алешка тотчас сунул ее в приготовленную кучку сухого валежника.
— Загорелось! — воскликнул Валерка и, поднявшись, прихрамывая, стал подпрыгивать на одной ноге. Алешка, устало ухмыляясь, подсовывал в огонь сучья, коренья.
Когда первый восторг несколько поулегся, Алешка приказал Валерке не отходить от костра, бдительно сторожить его, чтобы, чего доброго, он не стал меньше, а сам принялся за рябчика. Кое-как ощипав его и выпотрошив, Алешка нашел палку, насадил на нее птицу и понес на огонь.
Дым из оврага плыл вверх, густо застилал можжевеловые кусты, цепляя им седые длинные бороды.
В этот день братья пообедали по-королевски. Пусть без соли и хлеба, пусть рябчик попахивал горьковатым дымком, но никогда в жизни они не обедали так вкусно и с таким аппетитом.
После еды они почувствовали странную слабость и, сбросив рубашки — благо было тепло, — разлеглись на зеленой траве. Алешка, следя за костром, вдруг сказал:
— Вот полежим и вынесем костер из оврага наверх…
— Зачем?
— Не понимаешь?.. Дым пойдет по лесу… Огонь далеко видать.
— И папанька увидит его? Правда?
— Как мы раньше не сделали этого? — Алешка подтянул большую еловую ветвь и положил на костер, ветвь затрещала, искры разлетелись в разные стороны.
— Не догадались раньше-то, — сказал Валерка.
— Теперь сделаем.
Несколько минут Алешка лежал молча, потом вдруг обеспокоенно поднялся. По небу ползли тучи, опускались все ниже и ниже.
— Гроза будет, Лерка!
— А костер как?
— Дураки мы… Надо было шалаш сделать… Сами спрятались бы и огонь спрятали…
Алешка не ошибся: шла гроза. Внезапно налетел ветер — и лес загудел протяжно и гулко, словно извещая всех своих обитателей о надвигающейся беде. Засверкали по небу огненные молнии.
И хлынул дождь.
Укрывшись под разлапистой елью, мальчики смотрели, как на их глазах гибнет костер — их труд и надежда. Скоро от него ничего не осталось, только легкий пар еще некоторое время стоял на том месте, где несколько минут назад жил, бушевал веселый костер.
А дождь, какой бывает, наверно, только в августе, становился гуще, обильнее, и скоро начался настоящий ливень. Он хозяйничал до конца дня, заставив ребят ночевать в овраге под облюбованной ими елью.
Утром они решили идти дальше. В другом месте они сделают костер, найдут новое порховище. Так думал Алешка; и Валерка, который, несмотря на вчерашний сытный обед, очень ослабел, должен был подчиниться.
КАПКАН
В шестой день своего невольного путешествия мальчики, не найдя источника, впервые напились болотной воды. После того как ребята ушли из оврага, они почти целый день не находили ягод, развести костер тоже не могли: где найдешь после ливня сухое местечко в лесу? Но больше голода их мучила жажда. И когда Алешка увидел болото, он, недолго думая, сорвал мох с первой же кочки, отвалил ее в сторону и, когда в ямке показалась вода, зачерпнул рукой и напился, потом это же сделал и Валерка. Вода была желтоватая, с запахом, но все-таки это была вода, и они сделали по нескольку глотков, больше Алешка не пил и не разрешил пить Валерке.
Словно сговорившись, они ни разу не говорили о Заячьем болоте, где чуть не утонул Алешка, а если и говорили, то больше об овраге, в котором хорошо закусили рябчиком и отдохнули у костра, очень жалели, что ливень залил костер.
Они не знали, куда ведет лесная тропка, хотя думали, что идут правильно и осталось им не так много — к вечеру они выйдут к поселку, может быть, за той поляной, что показалась в просвете между деревьями, появится, наконец, знакомая дорожка в Белозерск.
Валерка еле плелся, через каждые пять минут останавливался, жалобными глазами смотрел на брата. К концу дня он совсем выбился из сил, к тому же очень разболелась нога, он не мог дальше сделать и шагу. Остановившись под деревом, часто и трудно дышал. Алешка терпеливо ожидал его. Он тоже очень устал, но помнил: если остановиться, будет еще хуже, поэтому надо идти, что бы ни случилось — двигаться; каждая вынужденная остановка его тревожила.
Они стояли молча, прислонившись друг к другу. Вдруг Алешка увидел, что по лицу брата бегут слезы, светлые и крупные, как горох. Валерка плакал беззвучно, ни на что не жалуясь, ничего не просил, не вспоминал ни костер, ни охоту на рябчика.
Алешка рукавом вытер Валерке глаза, нос.
— Не реви… Скоро найдем порховище… Костер разведем. Огромнющий.
— Я… я не реву, — шмыгнул носом Валерка, а слезы, еще обильнее, потекли по щекам и подбородку. Он размазывал их, и на лице оставались темные полоски.
— Ну что ты?
— Так, — всхлипнул Валерка. — Нога… болит. Вот здесь.
— Может, разуешься? Полегчает.
Алешка принялся расшнуровывать Валерке ботинок. С больной ноги ботинок снимался плохо, пришлось повозиться. Нога в том месте, где была наколота, распухла, покраснела. Идти с такой ногой трудно. Что же делать? Алешка вспомнил, как однажды ему прикладывали листья подорожника к нарыву, и это очень помогло. Он тогда быстро выздоровел.
— Погоди, я сейчас…
Он обошел всю поляну, но подорожника не нашел.
— Лешка, куда ты? — позвал Валерка.
— Не бойся.
Алешка отошел немного в сторону от поляны и сделал это не напрасно: подорожник он нашел под большим замшелым пнем. Поплевав на листок, положил его на платок и приложил к больной ноге. Валерка не возражал, ему было все равно, лишь бы стало легче.
— Ну как?
— Лучше… Я пойду уже… сам.
Валерка встал, опираясь на палку. Боль как будто стала меньше.
— Сделай шаг. Так… Еще один. Ничего… Погоди теперь.
Алешка наскоро связал шнурками ботинки, перебросил их через плечо.
— Пошли!
Алешка был теперь с Валеркой рядом, поддерживал его под руку.
Миновал час, а может, и больше. Засумерничало. В лесу становилось прохладнее, потянуло ветерком. Валерка поежился.
Идти было трудно, ноги не слушались, очень хотелось упасть в траву и лежать. Пусть идет дождь, гудит лес — не страшно, пусть даже волк нападет на след — Валерка не испугается. Волк? А вдруг в самом деле волк?
— Что тебе?
— Так… Ничего.
