— Ты что-то сказал?
— Погода, говорю, хорошая.
— Да неужели? — Валери насмешливо изогнула бровь, глядя на отражение Эдварда в зеркале.
— O да! Наконец-то снег начал таять. Я полдня чистил крышу — нелегкая, я тебе доложу, работенка. А ты славно погуляла с Коулом?
Валери в сердцах отбросила расческу, смирившись с тем, что волосы останутся в живописном беспорядке.
— Эдвард, говори, зачем пришел. Прекрати ходить вокруг да около. То ты о погоде речь заводишь, то вдруг вспоминаешь о Коуле. Если тебя интересует что-то конкретное, спроси меня прямо.
— Ага, спросишь тебя, как же. Я тогда вообще живым не уйду. — Эдвард снова схватился за локоть.
— Тогда лучше вообще молчи! — И Валери принялась красить ресницы.
— Когда ты уже закончишь наконец мазаться? Я не могу разговаривать с твоим затылком!
— Значит, все-таки есть ко мне разговор?
— Иначе я бы сюда не пришел, — признался Эдвард и зажмурился, ожидая очередного тычка.
— Вы хотите знать, не решила ли я снова закрутить роман с Коулом Ларсеном?
— Мы все заметили, что он тебя обхаживает.
— Коул — бабник.
— В этом-то и проблема. Ты не можешь не помнить, что произошло пять лет назад…
— Он меня бросил.
— Я не об этом.
— А о чем же?
— О крупной ссоре между ним и Джаспером.
— Вовек не забуду.
— Джаспер поклялся, что, если Коул снова причинит тебе боль, то… В общем, будет очень-очень плохо.
— Пять лет назад я была неразумным ребенком.
— А сейчас ты взрослая, умудренная опытом женщина? — фыркнул Эдвард.
Валери отложила тушь и взялась за кисточку для румян.
— Давай быстрее, я уже от тебя устала.
— Короче, мы не хотим, чтобы ты страдала.
— Вы против того, чтобы я встречалась с Коулом?
Эдвард заметно разволновался.
— Так ты с ним все-таки встречаешься?
— Пока нет.
— Пока?
Валери наконец повернулась к Эдварду и, сложив руки на груди, строго сказала:
— Передай Россу и Джасперу, чтобы они не совали свои носы не в свое дело. Я буду встречаться с тем, с кем захочу. Хоть с Коулом и Арнольдом одновременно! Это вас не касается! Займитесь своей личной жизнью и оставьте меня в покое! Тебе, кстати, тоже не мешало бы завести подружку. А то я что-то начала сомневаться в том, что тебя вообще интересуют женщины.
Эдвард так возмутился, что даже ненадолго онемел. Он покраснел, надул щеки и выпалил:
— Ну ты и дура, Валери!
— Я тоже тебя люблю.
Эдвард вышел, изо всех сил хлопнув дверью. Валери лишь покачала головой. Несмотря на то что Эдвард был старше ее, она считала его ребенком. Он никогда не умел сдерживать свои эмоции.
11
Придет Коул один или со Сьюзен? — думала Валери, расправляя пришитый к пояску платья бант. И когда моя подружка поймет, что нельзя все время думать исключительно о себе любимой? Ведь я всего пару дней назад плакала у нее на плече и говорила о том, как тяжело мне видеть Коула. И она, зная о моем отношении к нему, запросто принялась строить ему глазки.
Доведя себя подобными размышлениями чуть ли не до белого каления, Валери вышла в коридор и направилась к лестнице. И вдруг дверь в спальню Реке отворилась.
— Мама? — Валери улыбнулась выглянувшей из комнаты матери.
— Я хочу с тобой поговорить, — прошептала Рене, огляделась по сторонам и скрылась за дверью.
Чрезвычайно заинтригованная и встревоженная, Валери вошла в комнату матери. Рене стояла возле окна и нервно теребила носовой платок.
— Что случилось? — ласково спросила Валери.
Она знала, что мать, спустившись прошлым вечером вниз, позже снова заперлась у себя. И даже не впустила Одри, когда та принесла еду. Такое случалось и раньше. Обычно Валери всегда удавалось уговорить Рене открыть дверь, но нужно было выждать как минимум полдня. Однако на этот раз мать сама решила пойти на контакт.
— У меня есть небольшая… проблема, — заговорила Рене, пряча взгляд.
— Я с удовольствием тебя выслушаю. — Валери села в кресло.
Ей меньше всего хотелось сейчас успокаивать Рене, которая наверняка опять чего-то испугалась и поддалась панике. Но разве можно отказать матери в поддержке?
— Я тут думала о твоем отце…
Валери напряглась. Рене редко вспоминала о своем муже и обычно разговоры о нем заканчивались нервным срывом.
— Такая погода сегодня чудесная! — попыталась сменить тему Валери. — Ты только посмотри в окно! Я…
— Детка, помолчи, — перебила ее Рене. — Я не хочу говорить о погоде. Твой отец — вот кто меня сейчас волнует.
Она снова заведет разговор о том, что папа перестал уделять ей внимание, с тоской подумала Валери. А мне придется ее успокаивать и говорить об отце так, словно он все еще жив.
— Я давно не ходила к нему на могилу, — вдруг сказала Рене.
Валери уставилась на нее с благоговейным ужасом. Все уже давно привыкли к тому, что Рене полностью погрузилась в свой выдуманный мир, где была счастлива со своим мужем и детьми. Никто не спорил с ней, когда она вдруг начинала рассказывать, как чудесно провела со своим мужем прошлый уик-энд или как ходила с ним в ресторан, который на самом деле закрыли много лет назад.
— Повтори, что ты сейчас сказала, — прошептала Валери, вцепившись в подлокотники кресла.
— Мне так стыдно. — По щеке Рене скатилась крупная слеза. — Я совсем о нем забыла. А ведь я вдова. Мне нужно регулярно навещать могилу мужа.
— Уверена, он не осудил бы тебя… — тщательно подбирая каждое слово, сказала Валери.
— Мне все равно не по себе. Ты не могла бы завтра сходить туда со мной?
— Конечно. Как скажешь.
Рене улыбнулась и вытерла слезы платком. Валери одарила мать ответной улыбкой, хотя сама едва сдерживала подступающие рыдания. Что вдруг произошло? Пять лет Рене пряталась от окружающего мира, отказывалась верить в смерть мужа — и вдруг совершенно неожиданно пришла в себя.
Мой отец погиб за год до моего совершеннолетия, размышляла Валери, разглядывая свои туфли. Мама держалась целый год, пыталась научиться жить без своего любимого мужа, а потом сломалась. И произошло это после отъезда Коула, когда я впала в депрессию и перестала с ней разговаривать. Косвенно я виновата в том, что мама заболела. Наверное, она очень переживала за меня, не знала, как утешить, какие слова произнести. И упрекала себя в том, что не может мне помочь. Сначала она перестала
