голубым,синеватым,зеленым,горел ежевикой и дикой малиной.Вскипала на гальке волна ветровая,крикливые чайки к воде припадали,и как ни старался я, рот открывая,но в море,но в море слова пропадали.И думалось мнепод прямым его взглядом,что, как ни была бы ты, песня, красива,ты меркнешь,когда открывается рядомживая,земная,всесильная сила.Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
Не брести мне сушею,а по северным рекам плыть!Я люблю присущуюэтим северным рекам прыть.Мне на палубе слышно,как плещет внизу Витим,как ревет Витим,в двух шагах почти невидим.Я щекою небритойощущаю мешок вещевой,мой дорожный мешок,перемытый водой дождевой.От него пахнет пастой зубноюи ягодным мылом,позабытой страною —детством лагерным милым.И от этого снится мне детствос певучими горнамии с вершинами горными,неприступными, гордыми.К тем вершинам горным,чтоб увидеть их наяву,от детства самогопо высокой воде плыву.У безлюдного берегаопускаю скрипучие трапына песчаные отмели,на лесные пахучие трааы.И огни золотого приискав темноте за бортомначинаются, словно присказка(сказка будет потом!).Ну, а в присказке ходит Золушкав сапогах кирзовых.Полыхают вовсю два солнышкав глазах бирюзовых.Засыпает она, усталая,на подушке колкой,и стоят босоножки старыепод железной койкой.А за окнами зорька-зорюшкасладко сны навевает.Золотые туфельки Золушкане спеша надевает.Золотыми, росой обрызганными,по мосткам застучала…Только это уже не присказка —это сказки начало.Это сказка моя правдивая,где ни лжи, ни обмана,где и вправду вершины горныеподнимаются из тумана.Ах, вершины гордые!Чтоб увидеть вас наяву,я от детства самогопо высокой воде плыву.Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
Горящей осени упорство! Сжигая рощи за собой,она ведет единоборство,хотя проигрывает бой.Идет бесшумный поединок,но в нем схлестнулись не шутятугие нити паутинокс тугими каплями дождя.И ветер, в этой потасовкес утра осинник всполошив,швыряет листья, как листовки,-сдавайся, мол, покуда жив.И сдачи первая примета —белесый иней на лугу.Ах, птицы, ваша песня спета,и я помочь вам не могу...Таков пейзаж. И если дажеего озвучить вы могли б — чего-то главного в пейзаженедостает, и он погиб.И все не то, все не годится —и эта синь, и эта даль,и даже птица, ибо птица —второстепенная деталь.Но, как бы радуясь заминке,пока я с вами говорю,проходит женщина в косынкепо золотому сентябрю.Она высматривает грузди,она выслушивает тишь,и отраженья этой грустив ее глазах не разглядишь.Она в бору, как в заселенномво всю длину и глубинупрозрачном озере зеленом,где тропка стелется по дну,где, издалёка залетая,лучи скользят наискосоки, словно рыбка золотая,летит березовый листок…Опять по листьям застучало,но так же медленна, тиха,она идет,и здесь началокартины, музыки, стиха.А предыдущая страница,где разноцветье по лесам,- затем, чтоб было с чем сравнитьсяее губам,ее глазам.Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
За стеною голосаи звон посуды.Доводящие до умопомраченьяразговоры за стеною,пересудыи дебаты философского значенья.Видно, за полночь.Разбужен поневоле,я выскакиваю из-под одеяла.Что мне снилось?Мне приснилось чисто поле,где-то во поле березонька стояла.Я кричу за эту стену: — Погодите!Ветер во поле березу пригибает.Одевайтесь, — говорю,-и выходите,где-то во поле береза погибает.Пять минут, — кричу,- достаточно на сборы.Станем разом против ветра и мороза…-Пересуды за стеною,разговоры.Замерзает где-то во поле береза.Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
Мы не от старости умрем —
От старых ран умрем…
С. ГудзенкоОпоздало письмо.Опоздало письмо.Опоздало.Ты его не получишь,не вскроешьи мне не напишешь.Одеяло откинул.К стене повернулся устало.И упала рука.И не видишь.Не слышишь.Не дышишь.Вот и кончено все.С той поры ты не стар и не молод,и не будет ни весен,ни лет,ни дождя,ни восхода.Остается навекиодин нескончаемый холод — продолженьедалекой зимысорок первого года.Смерть летала над нами,витала, почта ощутима.Были вьюгою белойоплаканы мы и отпеты.Но война,только пулей отметив,тебя пощадила,чтоб убитьчерез несколько летпосле нашей победы.Вот еще один холмикпод этим большим небосклоном.Обелиски, фанерные звездочки —нет им предела.Эта снежная полночьстоит на землеПантеоном,где без края могилыпогибших за правое дело.Колоннадой тяжелойзастыли вдали водопады.Млечный Путь перекинут над ними,как вечная арка.И рядами гранитных ступенейуходят Карпатыпод торжественный купол,где звезды мерцают неярко.Сколько в мире холмов!Как надгробные надписи скупы.Это скорбные вехипути моего поколенья.Я иду между ними.До крови закушены губы.Я на мигу могилы твоейстановлюсь на колени.И теряю тебя.Бесполезны слова утешенья.Что мне делать с печалью!Мое поколенье на марше.Но годам не подвластенжелезный закон притяженьяк неостывшей земле,где зарыты ровесники наши.Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
Люблю осеннюю Москвув ее убранстве светлом,когда утрами жгут листву,опавшую под ветром.Огромный медленный костернад облетевшим садомпохож на стрельчатый костелс обугленным фасадом.А старый клен совсем поник,стоит, печально горбясь…Мне кажется, своя у них,своя у листьев гордость.Ну что с того, ну что с того,что смяты и побиты!В них есть немое торжествопредчувствия победы.Они полягут в чернозем,собой его удобрят,но через много лет и зимпотомки их одобрят,Слезу ненужную утрут,и в юном трепетаньевся неоправданность
