— Драить пол? — не поверила своему счастью Олеся. Всю жизнь она только об этом и мечтала — помыть в свое удовольствие полы в общественном месте.
— И помни: чтобы отработать свой долг, ты должна, по идее, пять дней у нас пахать. Но мы тебя, за красивые глазки, пожалеем. До вечера поработаешь, потом отпустим. Топайте, друзья!
— Легко отделалась, — сказал парень Олесе, конвоируя девушку обратно в зал. — Могли бы и в милицию сдать. Но шеф у нас добрый. Смилостивился.
Олесю быстренько экипировали шваброй, ведром, тряпкой, оранжевым передником и пустили в автономное плавание. Целый день она трудилась, как никогда в жизни, доблестно отрабатывая съеденные пирожные и мясо по-французски — она была честной девочкой. Ее своеобразные взаимоотношения с ведром и шваброй (вручить Олесе швабру было то же самое, что посадить ее за пульт космического корабля), а также умопомрачительный «вид сзади», когда прелестная уборщица наклонялась к ведру, спровоцировали удивительную закономерность — многие клиенты кафе (мужчины) сидели и сидели за своими столиками, делали новые заказы и не хотели уходить. Выручка кафе в этот день в два раза перекрыла обычную планку.
Глава 25
Необходимость участвовать в выборах, что-то предпринимать в этом направлении, комбинировать, суетиться, рекламировать сверх меры себя и свои заслуги — все это вызывало у мэра Суворина чувство некоторого раздражения. Он добросовестно работал, не воровал, не грабил городские внебюджетные фонды, не брал взяток (деньгами уж точно), а если и пользовался преимуществами своего положения, то лишь самую малость, только затем, чтобы подстраховать финансами будущее любимой дочки и внука. Не зарывался, конечно, знал меру. Зачем были нужны июньские выборы, если, по мнению Суворина, он безупречно соответствовал занимаемому посту, засыпал с мыслями о благополучии шлимовцев, делал все, чтобы в их домах не кончалась горячая вода, чтобы не закрывались детские сады и функционировали бесплатные столовые. «Разве найдешь мэра лучше?» — искренне думал Валерий Александрович. Однако устав города отменить было нельзя, и каждые четыре года полагалось проводить выборы.
Но оцепенение, ужас и страх, охватившие Суворина после исчезновения Олеси и Валерки, не шли ни в какое сравнение с чувством легкого раздражения, которое мешало ему стопроцентно отдаться увлекательной предвыборной борьбе.
Теперь он не мог думать не только об агитационной кампании, он с трудом справлялся даже с повседневными делами. Он смотрел в пространство остановившимся взглядом и беспрестанно прокручивал в голове варианты развязки. Он теперь даже, как и Шведов, стал подозревать в организации похищения своих конкурентов в борьбе за пост мэра, все время перед глазами плавали в воздухе лица злобного полковника Валентина Куки-шева, или раскатистого Ивана Елесенко, или импозантного Леонида Фелька, или, наконец, улыбчивого Николая Самарского, и несчастный Суворин представлял себе, как они дают указание наемному исполнителю схватить Олесю. У него болело сердце.
— Валерий Александрович, — осторожно спросил суворинский имиджмейкер Андрей Юрьев, который уже битых десять минут ждал возвращения босса из печальной командировки в мир страшных фантазий, догадок, предположений, так вы выделите денег?
Деньги нужны были для оплаты услуг маленькой типографии, владевшей финским оборудованием и печатавшей продукцию непревзойденного качества и дизайна.
— Да, — согласился наконец-то Валерий Александрович. — Ты иди, пожалуй, Андрюша.
Взять Андрея к себе в команду убедили упирающегося Суворина заинтересованные в его победе доброжелатели — бизнесмены, коммерсанты, директора заводов. Сейчас такое время, сказали они, что невозможно удачно высморкаться без рекламного агента, не то что победить на выборах. Пришлось согласиться. Хотя Суворин считал, что он хорош и без всяких рекламных трюков и ухищрений.
— Да, вспомнил, Андрей. Тут какой-то тип ко мне рвался. Директор имиджмейкерской фирмы «Кредо». Как его, — Валерий Александрович полистал настольный календарь, — Анвар Хайбуллин. Пел, что он крутой специалист, гений агитации, и прочая болтовня. Предлагал свои услуги. Что за тип? Что-то я о нем уже вроде бы слышал…
— А вы не знаете? — удивился Андрей, поднимаясь со стула. — Он ведь сотрудничал с вашим зятем Игорем, пока его с позором не выгнали. Он, Валерий Александрович, абсолютный ноль в рекламном деле, уж поверьте.
Предполагалось, что Андрей в рекламном деле звезда первой величины.
— Да, точно! — воскликнул Суворин и устало потер ладонями глаза. Ведь Игорь мне говорил о нем. А я забыл. Что с памятью? Никогда не жаловался. Ну, иди, иди.
Один из телефонов взорвался требовательным звоном.
— Валерий Александрович, — услышал Суворин голос зятя, — вы только не волнуйтесь!
— Что?! — Острая игла вонзилась в сердце, не давая вздохнуть.
— Только не волнуйтесь! — предупредил Игорь, хотя у него самого срывался голос. — Мне позвонили!
Отправляя в отставку Анвара Хайбуллина, Шведов явно недооценивал его творческий потенциал и способности к внушению. Шеф имиджмейкерской фирмы «Кредо» не долго мучился от сиротства, он быстро нашел новую кормушку в лице полковника Кукишева, предводителя регионального отделения «Союза русских патриотов».
Да, полковник в качестве исходного материала был гораздо менее привлекателен, чем Игорь Шведов, симпатичный, обаятельный, с отличной репутацией в городе. Полковник Кукишев имел зверскую рожу, воинственные усы и держимордовские манеры. Располагая такими начальными данными, другой опустил бы руки и вовсе не взялся бы делать из Кукиша конфетку. Но деятельный и энергичный Хайбуллин, грея себя мыслью о крупном гонораре, не испытывал и тени сомнения. А может, испытывал, только клиенту не показывал. Кроме того, обладая способностями к быстрому профессиональному росту, он учел свои ошибки в работе с Игорем Шведовым и больше их не повторял. Не следовало, например, говорить с подопечным в назидательном тоне, как с маленьким учеником. Шведов этого не вынес, а уж неистовый полковник и подавно дал бы резвому имиджмейкеру в холеное рыло. Поэтому Анвар сменил тактику. Трели соловья не звучали так нежно, как его голос.
Он поглядывал в свои бумаги, на золотую печатку на мизинце, на своего нового покровителя.
— Ах, Валентин Николаевич, и все-таки вы бы пореже надевали форму, мягко сказал Анвар.
— А что моя форма?! — рявкнул полковник. Тихо разговаривать он совсем не умел.
— Нет, нет, вам очень к лицу, — замахал руками Анвар. — Просто военный френч немного пугает избирателей.
По мнению Хайбуллина, военная форма, приплюсованная к грозной физиономии Кукиша и его широко известным антисемитским высказываниям, навевала мысль о том, что, если полковника выберут мэром, Шлимовск неминуемо превратится в концентрационный лагерь. Имиджмейкер хотел тут же сообщить это Кукишеву, но передумал.
— Почему пугает?! — крикнул полковник.
— Люди у нас, понимаете ли, такие… Боятся крепкой руки. Хотят, но боятся. И ваш чрезвычайно мужественный облик их шокирует.
И, не дав полковнику вставить слово, Анвар быстро затарахтел:
— Вот я взял на телевидении кассету с программой Ники Серебровой. Где вы устроили небольшой пикничок на даче для всей съемочной группы. Цыплят жарили. Гениально! Гениальный ход, Валентин Николаевич! Вот в таком имидже — да, крепкий мужик, да, бывалый вояка, но каким он может быть добрым и заботливым — и заключается ваша сила. Сочетание внешней мужественности и внутренней мягкости — вот что нам нужно. Избиратели хотят видеть на посту мэра строгого, но доброго отца. А ваше личное обаяние…
— Да что там обаяние, блин, — махнул рукой Кукишев. — Не замаскируешься. Меня в городе и области хорошо знают. Какой я тигр. Кто поверит-то?
