заработает – и начнет методично щелкать, накручивая проценты. Но жена и дети Воскресенского наверняка поймут, что попали в беду. Возможно, у них даже отберут ребенка – внука Антона Аркадьевича, – чтобы заставить их активнее шевелиться, возвращая долг.
Значит, я должна добыть телефон госпожи Воскресенской, вызвать ее с курорта (наверное, она все еще валяется под пальмами) и отдать ей черный кейс. И она сама вернет деньги кредитору. Если, конечно, знает, кому возвращать.
Вдруг кредитор вовсе не станет кричать – отдайте мне мои деньги. Он, напротив, затаится и будет злорадно потирать руки, подсчитывая, как в геометрической прогрессии растут проценты… Какое коварство!
Почему же Воскресенский не сказал мне – разыщи жену и отдай ей кейс. Как было бы просто! Моя задача значительно упростилась бы. Нет, депутат истратил последние силы на то, чтобы вдолбить в мой склеротичный мозг шифр (забыла!) и фамилию таинственного Андрея (не расслышала!). Почему же он так поступил?
А вдруг… А вдруг жена Воскресенского еще более тупа, чем я? Неужели такое возможно?
Или существует какой-то другой нюанс, объясняющий, почему депутат, истекая кровью, предпочел не вмешивать жену в процесс доставки кейса. Мне этот нюанс неизвестен. Ясно одно – Воскресенский доверил судьбу близких почти незнакомому человеку, журналистке, случайно оказавшейся рядом, – и он ошибся в выборе. Так как я совершенно не знаю, что делать!
Все, хватит рассуждать! Сейчас найду личный телефон госпожи Воскресенской, отдам ей кейс, и пусть сама ломает голову над проблемой… Да, вовсе не это я обещала умирающему депутату. Но мои возможности ограниченны. Думаю, у жены Воскресенского они гораздо шире.
Пусть сама позаботится о себе, детях и внуке.
– Юля, ты дома? – проорал мой сотовый голосом Нонны Кратовой.
Я отодвинула трубку подальше от уха.
– Нет, я не дома. Мы на улице.
– Кто это – вы?
– Гуляю с Мишуткой.
– Ах, ну понятно. Эта шустрая красотка Ева опять тебя припахала.
– Ничего страшного. Зато вчера она мне дала надеть фантастическое платье. Я ходила на концерт.
– Фиолетовое с вышитым поясом и бантом на шее?
– Точно, – кивнула я.
– Мне вчера знакомые доложили. Ты блистала на концерте, затмевая первых леди городского бомонда.
– Серьезно? Уже поползли слухи?
– Конечно. А господин Холмогоров ни на секунду не отпускал тебя от себя, лелеял и оберегал.
– Значит, со стороны это так выглядело?
– Мне сказали, он пупсик. Славный обаяшка. С роскошной улыбкой и бездной сексапила.
– Есть немного, – улыбнулась я.
– Но, Юля! А как же Никита? Не слишком ли страстно ты обнимаешься с посторонними мужчинами?
– Не сильно. Но ты же сама предлагала мне превратиться из домашней курицы в певчую птицу!
– Ты слишком рьяно взялась за дело. Будь осторожна!
– Знаешь, по части обаяния Холмогорову далеко до Никиты. Мой принц все равно на первом месте.
– Ну, слава богу, Юля, ты меня успокоила. А то я уж решила, у вас с Никитой кризис.
– Да нет же, Нонна! Просто я надеялась уговорить Холмогорова помочь мне с кейсом.
– Уговорила?
– Нет, возможности не представилось. То Римский-Корсаков, то жратва, то люди всякие к нему лезли с вопросами. Мы ни секунды не провели наедине. Да и не станет Холмогоров мне помогать в этом деле.
– Почему же?
– Не захочет связываться. Побоится репутацию испортить.
– Кому же ты отдашь кейс?
– Не знаю. У меня появилась идея сбагрить его жене Воскресенского.
– О, недурно! Молодец, Юля. Пусть забирает чемодан и сама решает, что с ним делать.
– С невероятным трудом мне удалось исторгнуть из одного знакомого номера телефонов Воскресенской. Говорят, сейчас она отдыхает на Мальдивах.
– Как это? Ее мужика пришили, а она все еще отдыхает?
– Наверное, она пока не в курсе. Так вот, домашний, естественно, не отвечает. А мобильник вне зоны доступа. Короче, на Воскресенскую повесить кейс и ответственность за полмиллиона евро мне не удалось.
– Печально, Юля, печально.
– Да уж. Вот если б вспомнить код! Вдруг внутри чемодана есть какое-нибудь послание, письмо.
– Так вспоминай, Юля!
– Но как?!
– Не знаю, – задумалась Нонна. – Ну… Закрой глаза и вспомни сцену в мельчайших подробностях. Как ты стояла над Воскресенским, а он произносил слова, называя цифры кода. Как шевелились его губы, как он это говорил.
– С ума сошла! Да я последние дни только тем и занимаюсь, чтобы прогнать от себя эту страшную картину. Она мне спать не дает! У меня мороз по коже! Только глаза закрою – вижу скорчившегося Воскресенского. Кровь хлещет сквозь пальцы. Лицо сереет, глаза закатываются… Брр!
– И что?
– Что – что?
– Ты видишь Воскресенского. А код он тебе не говорит?
– Да я как увижу, сразу же стараюсь отвлечься. Представляю нечто приятное. Цветущий луг. Березовую рощу. Безоблачное небо. Красивые туфли.
– Так вот, подруга. В следующий раз не гони от себя страшные видения, а прокрути киноленту дальше. Вдруг услышишь, как Воскресенский говорит код.
– Бред.
– А ты попробуй. И вообще, Юля… Если б кейс и то, что в нем содержится, составляли счастье главного мафиози города… Тогда вряд ли бы этот чемоданчик уже целых три дня спокойно валялся на диване в твоей квартире. Давно бы нашли и тебя, и кейс. Кейс забрали бы, а тебя бы укокошили.
– Но никто же не знает, что он у меня! – испугалась я чарующей перспективы, нарисованной Нонной. Не хотелось быть укокошенной. Ведь в данном случае мне не удастся к приезду Никиты сохранить присущую мне обворожительность.
– Да неужели? – с издевкой сказала Нонна. – Да ты половину города оповестила о подарке, полученном от Воскресенского! Плюс видеокамеры в поместье депутата – думаешь, они не зафиксировали твои лихорадочные метания по участку?
– Видеокамеры? Я как-то не подумала о них. А разве они были? Я не помню. Но что же, Нонна, ты считаешь, если никто до сих пор не хватился кейса, то и мне переживать особенно не стоит?
– Правильно. Бери плоскогубцы, открывай чемодан, клади на карточку деньги и айда ко мне. Оторвемся на полную катушку!
– А ты где сейчас?
– Я-то? В Лондоне.
– ?!!!!!!
– Юль, алло, алло! – завопила в трубку Нонна. – Юля, ты пропала!
– Да тут я. Ты серьезно в Лондоне?
– Ну да.
